Наконец, выровняв дыхание, заключенный поднял голову и окинул присутствующих невидящим взглядом. Воспалённые, покрытые кровавыми корками и гноем глаза были закрыты. От них по лицу расходились синюшные прожилки. Ивонет не удивилась бы, узнав, что человек слеп или его давно лишили глаз. Она вскочила, чтобы защитить бедолагу и обвинить собравшихся в жестокости, но ее мать, королева Сэльга, с силой надавила на плечи дочери, заставляя сесть обратно, и наклонилась к её уху:
— Не смей делать глупости.
— Но они… он… — зашептала девушка, сжимая кулаки под столом и с трудом сдерживая подступающие слёзы.
— А ты думала, быть королевой легко? Ты ещё казней не видела. Зря отец держал тебя подальше от подобных представлений. У тебя слишком мягкое сердце.
«Зато у собравшихся оно чёрствое!» — в сердцах про себя крикнула девушка и застыла. Хотела отвернуться, но мать вновь не позволила.
— Не выказывай неуважение королю, это представление, в первую очередь, для тебя, поэтому наслаждайся с достоинством и не забудь сказать спасибо и польстить будущему мужу, восхитившись его могуществом. Поймать альха дорогого стоит.
Наслаждаясь триумфом, Минфрид вновь приказал троготу клеймить заключенного. Человек в клетке словно почуял угрозу и хотел отскочить в сторону, но лишь с силой ударился о прутья и упал на четвереньки. Клеймо с магическим огнем оплавило кожу на груди, и новый крик ярости и боли огласил зал, заглушая смешки и улюлюканье.
— Ну, теперь видите? Магия трогота на него действует, да и клетка, покрытая флюсцой, причиняет боль и запечатывает стихийную магию. Потому что это настоящий альх!
— Но как понять, что губительно для альха? Что это вообще за зеленое пламя? — толстый барон всё не мог угомониться и стукнул по столу увесистым кулаком. Минфрид улыбнулся, и улыбка вышла настолько ядовитой, что Ивонет съежилась. Словно сквозь образ добродетеля проступило исчадие бездны. Красивое лицо стало восковой маской безумия. Но, похоже, кроме Ивонет, этого никто не заметил.
— О, это очень легко. Прошу, барон Жеровье, выйдите в центр зала.
Барон ухмыльнулся в усы и не заставил себя долго ждать.
— Для несведущих поясню, что зеленое пламя — это дыхание Альхарда. Оно причиняет боль любому, кто владеет чарами, и не важно, стихийными или нет. Простого человека оно не тронет. Протяните свою руку, барон.
Мужчина замешкался. Сомнение и страх мелькнули лишь на мгновение, но руку он протянул. Минфрид махнул троготу, и тот стремительно прижал наконечник прута с руной к мясистой ладони.
Особо впечатлительные дамы охнули в унисон, но такого же эффекта, как на альха, руна не произвела. Ни шипения плавящейся плоти, ни крика ужаса. Барон как ни в чем не бывало смахнул с ладони пламя, и оно погасло.
Но пока придворные не успели прийти в себя, Минфрид обратился к троготу:
— А теперь, воин, покажи ему всю мощь нашего гостеприимства, — он кинул взгляд на клетку. — Пусть крики этого отродья заполнят мой дворец, и пусть услышат их в небесных чертогах нашего покровителя.
Темные глаза трогота блеснули злым огнем. Жажда власти над беспомощным отравляла его, и он с небывалой силой впечатал орудие в тело невольника.
Новый рёв боли оглушил. Подданные отпрянули, испугавшись, что с таким рёвом альх каким-то образом сможет выбраться из клетки и потребует расплаты. Но секунды шли, а, кроме агонии истерзанного тела и души, ничего наблюдать не приходилось. Люди осмелели, в их глазах вспыхнул азарт, некоторые стали делать ставки, на какой секунде силы покинут отродье и он сдастся. Кто-то потирал руки: видимо, в них просыпалась кровожадность и они сами желали творить расправу над немощным.
Пребывая в неописуемом ужасе, Ивонет вновь вскочила, желая крикнуть, чтобы Минфрид прекратил издевательства. Но мать вновь надавила ей на плечи, болезненно сжав пальцы:
— Скажешь хоть одно слово — и присоединишься к альху, поняла? Я не позволю погубить наш род одной безумной выходкой. Твоя жалость, Ивонет, глупа и неуместна. Ты будущая правительница, так будь достойна своего нового статуса.
Ивонет шла в свои покои, как кукла, ощущая внутри только холод и пустоту. Шла с прямой спиной, приветливо улыбаясь каждому, кто желал ей приятного отдыха. Но едва дверь за её спиной захлопнулась и она оказалась в своих покоях, как подкошенная рухнула на пол.
К ней тут же подбежали испуганная Тьянка и Лима.
— О великий покровитель, госпожа, что с вами? — Тьянка завертелась ужом. — Вам плохо? Позвать лекаря?
— Уходи…
— Но, госпожа…
— Я сказала, уйди! — крикнула Ивонет и стянула со стола таз для умывания, расплескивая воду.
Её стало рвать. Болезненно выкручивало желудок, а вместе с ним и всё тело. Словно вытрясая не только изысканные угощения, но и душу.
— Госпожу отравили! — вскрикнула Тьянка и ринулась к выходу, но Ивонет успела поймать её за подол юбки:
— Если кому-нибудь расскажешь, завтра у меня будет новая служанка.
— Но, госпожа…
— Уходи и до завтра не возвращайся, поняла?
Тьянка заплакала, но, видя во взгляде госпожи непримиримую твёрдость, кинулась прочь.
«Кэти, расскажи, что случилось?» — ласка обеспокоенно замельтешила возле её лица.
Ответить девушка не смогла — её опять стошнило. Рвало долго, словно наказывая за то, что она струсила, не смогла высказаться. За то, что была слабой и жалкой, за то, что предала саму себя, позволив продолжать пытки на забаву придворных. Ей казалось, что она до сих пор слышит отчаянные крики, переходящие в стоны, а потом отрывистые, словно предсмертные, хрипы и чувствует запах жженой плоти и крови.
Ивонет с трудом доползла до кровати, но сил забраться на неё уже не было. Девушка скорчилась на полу и горько заплакала.
Утром пошёл дождь, превращая мир за слюдяными окошками в серость. Безликий, расплывчатый, пресный — точно так же было и на душе. И не понятно, то ли это утро нового дня, то ли уже вечер. Да и какая разница? Ивонет так впечатлило вчерашнее представление, что она до сих пор не могла прийти в себя. Вина непомерно душила, и, хотя Лима без умолку успокаивала, легче не становилось.
В комнату робко постучали. Ивонет пришлось подняться. Все мышцы ощущались, как деревянные, спина болела, но она выпрямилась и тихонько, осипшим голосом пригласила войти. На пороге появилась Тьянка с подносом в руках, на нем дымилась ароматная каша и свежие булки. Увидев, в каком виде её госпожа, служанка не сдержала испуганного возгласа:
— Принцесса, как же так?!
Она поставила поднос на стол и первым делом убрала таз, потом распахнула окна и тут же принялась освобождать Ивонет от тесного платья.
— Простите, госпожа, я не должна была вчера вас покидать.
— Всё хорошо, Тьянка, не стоит беспокоиться.
— Но как же… вы очень бледны и ослаблены. Давайте я всё же позову лекаря, пусть он вас осмотрит. Возможно, вы съели что-то не то. Это не страшно: вам дадут травяной настой, и вы поправитесь.
— Нет, я просто хочу принять ванну и позавтракать. И мне сразу станет легче. — Ивонет дернулась к столу, но нерешительно потопталась на месте и обернулась к служанке, собиравшей вещи для прачек: — Ты знаешь, что произошло вчера на празднике? — Тьянка напряглась и непонимающе воззрилась на госпожу. — Про альха, — уточнила принцесса.
— Ах, про альха! — с облегчением выдохнула Тьянка и распрямилась с корзиной в руках. — Конечно, все слуги об этом шепчутся. Говорят, король Минфрид пленил настоящее исчадие бездны.
— И устроил ему показательную порку.
— Ну и поделом. Всем известно, какие альхи страшные и какими чарами обладают. Могут силой мысли наслать порчу на всё селение, извести сотни людей. Говорят, раньше, ещё до того, как божественный Альхард уничтожил всех альхов, люди жили в постоянном страхе и отчаянии. Альхи отравляли и осушали воду. Напускали опасные ветры, что крушили всё на своем пути. Сжигали целые города. Вы, наверное, не знаете, но поговаривают, что недавно один такой альх уничтожил целый остров Ведающих. Камня на камне не оставил и убил всех жрецов. Там было столько крови, что море вокруг острова покраснело.