Вот и сейчас, вполне привычно пробежавшись пальцами по узкой замшевой обмотке, лично заговоренной против скольжения, сжала посох левой рукой.
Успев сделать пару шагов, я замерла от тяжести ледяных ладоней на плечах. Они не тянули меня назад и не толкали – пригвоздили к месту, не давая шевельнуться, заставляя полностью обратиться в слух. И я поняла жуткое: царившая тишина была абсолютной, не пели птицы, не мычали коровы, не шелестел ветер листвой. По спине пробежала волна мурашек, и я поудобнее перехватила посох.
― Вот что, Тишка, ― пробормотала негромко, ― поезжай-ка ты назад к дороге, а я осмотрюсь… Тишка?
Обернувшись, я обомлела: повозки не было. Да что там, и самой дороги не было. Окинув взглядом поросший сорняками пустырь, я обреченно вздохнула и повернулась лицом к деревне. Теперь точно нет другого пути, кроме как разобраться, что же тут случилось. Шаг вперед, но шелеста травы нет, нет поскрипывания ботинок, нет шуршанья широких штанов. Не поняла, это как так? Я щелкнула пальцами: звук вышел совсем тихим и неубедительным, будто сквозь плотное одеяло. Топнула ногой – ничего. Крикнула – вышел шепот. Ледяные ладони отпустили плечи, и я рысью метнулась к ближайшему забору, спрятавшись в его тени. Сердце отчаянно колотилось, я тяжело дышала, но не слышала этого. Что за дьявольщина? Ладони вспотели, и я крепче обхватила обмотку посоха. Так, нужно собраться и справиться со своим страхом. В тени забора было гораздо спокойнее, чем посреди дороги, поэтому я осмотрела, насколько позволял угол обзора – никого. Сохнет белье на веревках, огороды заросли сорняками, на протоптанных когда-то тропках пробивается трава.
Отыскав глазами щель между штакетинами, мышью шмыгнула во двор, пригибаясь к земле, пробежала к дому. Тишина, собаки во дворе нет, кота нет, нет птицы, только трава высотой по колено. Заглянула в окошко, постучала по стеклу – мутное, совсем ничего не рассмотреть. Вздохнула, признав, что стука совсем не услышала, подняла посох и решительным движением разбила окно. Им же аккуратно выломав хлипкую раму с осколками, насколько вообще возможно выломать что-то аккуратно, перевалилась через подоконник и рухнула на пол. На меня тут же обрушились звуки: тиканье часов, собственное дыханье, шум крови набатом отдавался в ушах. Непонятно.
Высунула голову в окно – мертвая тишь. Вернулась назад – часы, дыханье.
Изба была небольшой, всего две комнаты да кухня. Для меня, городской жительницы, да еще купеческой дочери. Но для такого села, как Большие Стожки, жили хозяева весьма зажиточно. Позволить себе иметь отдельно кухню мог не каждый.
Все в доме было покрыто толстым слоем пыли, а вещи лежали так, будто хозяева вышли на минутку. Или не вышли. Войдя в спальню, я отшатнулась и схватилась за косяк – хозяева были на месте, в своей постели. Так же покрытые пылью. Мне потребовалось несколько минут, чтобы собраться с силами и подойти ближе. И еще столько же, чтобы осознать, что плечи сухощавого мужчины и полной женщины, в одежде растянувшихся на кровати, мерно вздымаются.
― Эй, ― я ткнула женщину пальцем в щеку. ― Вы меня слышите?
Растолкать хозяев так и не удалось. Я хотела было плеснуть на них водой, да она вся испарилась, продукты на кухне сгнили и тоже покрылись жутким слоем сероватой странной пыли. Она мягким облаком покрывала абсолютно все, хотя ее количество было загадкой – как она попала в дом, если все, включая окно, было закрыто?
Побродив по дому еще немного, я взялась за тщательный осмотр. Не так важно, болезнь это или чары, если в других домах я обнаружу что-то подобное, нужно будет искать общие черты. Не хотелось бы дважды бегать туда-сюда, лучше сразу все хорошенько запомнить. Я сунула нос в каждый угол, поковырялась в шкафу с одеждой, ткнула ложкой странный студень из плесени, в который превратилось нечто в кастрюле, заглянула в кладовку. Там пыли не было, и я с обожанием уставилась на занавеску, которую заговаривала сама примерно год назад – вот что значит на совесть делала. Ни пыли, ни запахов. Вот повесили бы такую при входе в спальню, и проблем бы не было. Кто знает, может, сейчас лежали бы непыльные.