Сначала позволил себе полежать в воде, отмокая. Плащ теперь наверняка придется сушить добрых дня три, обреченно решил он. Заклинаний на нем было наверчено столько, что сушить магией было даже не опасно, а разрушительно для всего живого приблизительно в десяти метрах вокруг, потому предстояло долго отжимать плотную ткань, а потом с трудом развешивать на перилах балкона.
Тем не менее, дело, опять же, должно быть, в вине, он получал некое извращенное удовольствие, чувствуя, как сказочно прогреваются промерзшие после многочасового сидения в подвале косточки. Откинув голову на бортик, Фин прикрыл глаза и блаженно выдохнул, пытаясь одновременно стащить с себя левый сапог – правый отчего-то слетел еще в падении и теперь весьма болезненно, но не раздражающе ощущался в районе поясницы.
В голове слегка шумело.
― Кажется, мне потребуется новая ванна, ― обреченно вздохнул рядом женский голос, и Фин без особого любопытства, с ленцой приоткрыл один глаз. ― И перестань дергать ногой, и так расплескал ведро воды, не меньше.
Оборотень только фыркнул. Он отчего-то с непонятной уверенностью решил, что это проделки короля, который все не отпускал мысли скорее отдать ему княжество посредством женитьбы, да и у кого еще могло взяться его перо? Но, как он ни сопротивлялся, вся та информация, которую выцепил его необычно острый для человека, особенно после пары бутылок вина, взгляд, все же доходила до мозга.
Комната, в которой он оказался, была мало того, что довольно обшарпанной, так еще и ванной не являлась. Это был типичный гостиничный номер, причем гостиница была определенно средней руки и оттого не внушающей доверия. Девица, которую он заметил постольку-поскольку, была завернута в чистое большое полотенце, больше походящее на простынь, и скрывавшее ее от груди до лодыжек. Она едва ли могла бы быть подарком короля, потому что была отчаянно костлява, коротко стрижена, обреталась в сомнительном месте и крайне сомнительном одеянии. Не такого ждешь от расхваленной и крайне воспитанной высшей оборотницы. Кроме того, была мокрой, как мышь, после его появления, но дрожать еще не начинала.
«Значит, в номере довольно тепло, ― отметил он мельком, не особенно сосредоточиваясь на этой мысли. ― Получается, я где-то на юге. Учитывая силу энергетических линий, в Штроме. Хотя бы не слишком далеко назад лететь».
Вздохнув, Фин принял героическое решение взглянуть на девицу еще раз и натолкнулся на ответный изучающий взгляд. Тут-то его и покинула расслабленная нега: на него взирали самые насмешливые, обжигающие, вместе с тем ледяные глаза на свете, серо-синие, как предгрозовое небо. Внутри у него, приблизительно в том месте, где бешено заколотилось сердце, будто образовался огненный шар, и шар этот забился о ребра, прожигая себе путь вперед, туда, к ней. Сокол едва не застонал от этой невыразимой боли, которая была, казалось, вполне материальной, настоящей, потому что ужасно мешала дышать. Он буквально не мог вдохнуть, он захлебывался этим взглядом, что так запросто обрушивал на него волны похуже, чем тот проклятый шторм, что чуть не стоил ему жизни.
Холодные, глубокие, пронзительные очи следили за каждым его движением, цеплялись за каждую деталь, и под их давящим взглядом он ощущал себя глупым маленьким птенцом, который попытался взлететь, но рухнул в грязную лужу. Все его существо содрогалось от того, насколько ужасной, постыдной была ситуация.
Ни на миг он не задумался о том, что девушка, вообще-то, тоже не слишком презентабельно выглядит, более того, весьма и весьма неприлично, к тому же, если вернуться к этой детали, вода с ее волос льется ничуть не слабее, чем с его.
Фин попытался сесть, но проклятый сапог помешал, и он неловко соскользнул назад, выругавшись. Девица расхохоталась каким-то непередаваемым ведьминским смехом, низким, чуть гортанным.
«Да она же пьяна», ― вдруг подумал Фин, отчаянно борясь со стыдом.
Подумать только, он мечтал о новой встрече с этим взглядом, а каким предстал: мокрым, выпившим, не полностью контролирующим свое тело. Виной тому скорее смущение и нервозность, каких он и припомнить не мог, а не вино. Тем не менее, после определенных усилий, уязвленный издевательским хохотом, он встал в ванне. Впитавшаяся в плащ масса воды усиленно прижимала к земле. Фин в очередной раз вздохнул.