Этой ночью Фина не призвали, хоть он и не признавался сам себе, что ждал свидания. Он и сам не знал, сколько всматривался в драгоценное полотно ночного неба, прежде чем подняться и, растянув губы в чуть грустной улыбке, скрыться в теплой темноте дома.
Утром он проснулся разбитым и собственное недовольство поспешил выплеснуть в быстром, каком-то судорожном полете, в который сорвался, едва поднявшись с постели. Небо было затянуто низкими тучами, не сулившими дождя, но скрывавшими выцветшее после долгого лета солнце, то есть вполне отвечая настроению Фина. Под крыльями чуть обиженно пел воздух, в ушах дребезжали утренние бодрые птичьи трели, и каждое движение там, далеко внизу, отчего-то раздражало. Он, так и не отпустив человеческие переживания в полете, в ярости разорвал когтями попавшуюся на пути мелкую ласку и успокоился, только проглотив несколько кусков мяса вместе с шерстью. Человеческая сущность нехотя отступала перед бесконечно более мудрой соколиной половиной, сердце его остывало от беспричинного гнева, замедлялось до привычного ритма, отмеряло свои триста ударов, пока Фин, замерев в ветвях тополя неподалеку от дома, пристально оглядывал владения.
Уже человеком отмывая кровь жертвы с лица, он бессильно опустился на край чугунной ванны. Неужели одна незнакомая женщина может так выбить из колеи?
Из зеркала над раковиной цвета слоновой кости на него смотрел незнакомец с совершенно птичьими, стеклянными глазами, и он точно знал ответ. Губы его растянулись в хищной улыбке, по щеке пробежала и исчезла дорожка перьев, и мысли Фина в этот день больше не возвращались к прекрасным ледяным глазам.
Попутчица. Рия
Элист разбудил меня на рассвете и о странностях поведения не задал ни одного вопроса – не в его характере было допытываться до того, чем у меня не было намерения делиться, и это было одним из неоспоримых достоинств ворона. Настроение его было совершенно таким же, как всегда, но вчерашний разговор о магах и энергетических линиях мы не продолжили, хотя мне было интересно послушать о том, что пока было недоступно и непонятно. Собирались мы отчего-то в спешке, осведомиться о причинах я не решилась, избегая пристальных взглядов: воспоминания о насекомых в желудке были еще свежи, и ощутить подобное вновь у меня не было ни малейшего желания. Поэтому, сунув под голову позабытый плащ нового знакомого, я растянулась на коврах, полностью передав управление ворону. В конце концов, он уверил меня, что точно уверен в дальнейшем пути.
Небо глаз не радовало, все было затянуто тучами, но наблюдать за их плавным текучим движением мне нравилось. Что еще можно было ожидать от напитанного водой воздуха двадцатиречья? Я перевела ищущий опоры взгляд на спину ворона, остающуюся прямой даже на неудобной скамейке за вожжами. Он мог бы лететь, в несколько минут одолевая расстояние, на которое мы потратили два часа, он мог бы не зависеть от первой встречной, которой пришло в голову замарать руки в колдовской крови. Повадки у него явно аристократа, ведет себя совсем не как простой горожанин. Чего же ты лишился на самом деле, ворон, кем ты был в прошлой жизни?
У него узкие ладони с длинными пальцами, тысяча историй в арсенале и пытливый пристальный взгляд. В этом мы, пожалуй, похожи. Во всем этом.
Вздохнув, я перевела взгляд на небо, чтоб не прожечь дырку в широкой спине ворона, вновь уставилась на облака, но они не приносили спокойствия. Как залечить крылья оборотня, как спасти птицу, лишенную неба? Могут ли перья вырасти заново, уже не покалеченные, как у обычных птиц? Как много времени на это требуется?
Словом, меня одолевали совсем не ожидаемые праздные рассуждения, и предаваться ленно-задумчивому созерцанию бескрайней небесной глади мне не довелось, поэтому я решила, что страдать в одиночестве совершенно не заслуживаю.
― Слышишь, Элист, ― ворон чуть отклонился назад, обозначая внимание, ― а почему мы так рано выехали? Уже не лето, жары не предвидится.
― Чтоб больше преодолеть.
― Преодолеваем, положим, мы немало.
Я была настроена решительно: у меня была целая сумка специй, повозка ковров и разобранная карета. О сундуке с платьями я старалась не вспоминать – продать их у меня почти не было надежды.