Пейзаж заметно отличался от того, что мне доводилось наблюдать в Марилии, но ничего интересного в облетающих кустах и деревьях не было, как и в густой, все еще зеленой траве.
― Может, заедем в какую-нибудь деревню по пути?
― Это все твоя жилка торговца, ― ворон понятливо вздохнул и какое-то время сохранял молчание. Лежать в тишине мне наскучило, и я предпочла сидеть – перебралась к нему на облучок и отобрала вожжи. День только занимался, но мы не были единственными путниками. ― Ты что такое делаешь?
Я натянула поводья, останавливая лошадей перед пожилой женщиной с небольшой котомкой.
― Матушка, куда путь держишь?
Элист уже вырывал у меня поводья, недовольно шипя что-то о неоспоримом вреде для здоровья вот таких подобранных посреди дороги попутчиков. Напоминать о том, что его, по сути, тоже подобрали, было бы низко и немного нечестно, поэтому и переключать внимание на ворона я не стала, полностью сосредоточившись на женщине. На вид ей было за шестьдесят, и согбенная спина, морщинистые руки, натянутый на самые глаза потрепанный платок только подтверждали мои предположения. Ее некогда бордовое пальто цвет теперь имело едва отличимый от коричневого, и о первоначальном его оттенке напоминала только узкая полоска у ворота. Все в ее облике так и умоляло о неравнодушии, и проехать мимо я бы просто не смогла.
― До ближайшей деревеньки, милая, ― не слишком разборчиво отвечала старуха. ― Прямо по тракту, у третьей развилки налево.
― А что ж ты, матушка, пешком идешь? Неужто и подвезти некому?
― А некому, милая, одна я совсем. Старик-то мой помер, уж два годка минуло.
― А залезай, подвезем тебя. Скажи, у вас в деревне молодежь есть? А то везу я кое-что, что любую девицу соблазнит.
Старуха поразительно ловко для ее лет вскарабкалась внутрь, и мы, не обращая внимания на недовольное молчание ворона, продолжили разговор. Я искренне наслаждалась возможностью поболтать с кем-то новым, женщина же, предложившая называть ее тетушкой Адой, к молчуньям не относилась. Она шепелявила так, что у меня не осталось никаких сомнений в отсутствии у нее как минимум трех зубов, но охотно делилась подробностями своей жизни. Уже через два часа пути мы с сохраняющим безмолвие вороном знали, что у старосты их деревни трое дочерей и четыре козы; что жена его гуляет с кузнецом, если вдруг ему случается бывать в отъезде; что в деревне у них нет своего колодца, приходится пользоваться водой из реки; что она картошку не растит, предпочитает репу, а пальто это ей подарила как-то заезжая ведьма, когда Ада решила спросить своей судьбы. Словом, каждый получил то, что ожидал: я – развлечение, ворон – головную боль.
― Тетя Ада, а где же развилка?
Солнце уже клонилось к горизонту, а нужного поворота все не было видно.
― И правда, вы еще в полдень сказали, что мы почти приехали, ― подал голос Элист.
― Не серчайте, запуталась старая, ― покаянно вздохнула бабка. ― Все пешком да пешком, совсем забыла, сколько верхом добираться. Да вы не переживайте, соколики, переночуете у меня, в баньке попаритесь, а назавтра дальше отправитесь. Вон же, вон развилка!
Никакой развилки не было, тракт шел себе дальше, налево от него уходила поросшая травой колея, при виде которой Элист удостоил меня убийственного взгляда.
― Хорошо, если в баньке.
Я бросила изучающий взгляд через плечо. Старушка, сложив руки на коленях, сидела на коврах. Ее спина теперь, когда не было необходимости тащить котомку, совершенно выпрямилась, она даже будто помолодела. «Вот, что с человеком делает отдых», ― решила я.
Колеи, порой едва заметные, шли себе дальше, причудливо извиваясь на совершенно ровной местности. Изгибы проторенной некогда дороги никак не объяснялись, но мы с Элистом, переглянувшись, решили не отклоняться от нее. Деревья встречались редко, зато нам пришлось одолеть целых две плохо прорубленных по-над дорогой поросли необычно высоких, в два человеческих роста, кустов смородины.
― Сама ты смородина, ― хмыкнул Элист беззлобно, ― а еще ведьма. Присмотрись.