На плечи опустились тяжелые теплые ладони, вырывая из задумчивости, и я с облегчением выдохнула – Элист закончил, наконец, с лошадьми, и мы замерли теперь уже вдвоем, наблюдая, как топчется у двери Ада.
― Вот, держите, только, чур, больше света не жечь, ― она вручила нам свечку еще до того, как мы переступили порог дома.
Я оглянулась на ворона, но не смогла рассмотреть выражения его темных глаз.
― Если у тебя больше нет свечей, не проблема, ― справившись с накатившим беспричинным беспокойством, я постаралась улыбнуться. Отчего-то с каждой секундой мне становилось все сложнее сдерживать разросшийся в желудке ледяной комок. ― Мы можем принести свои.
― Я, кажется, внятно выразилась, ― вдруг резко выдала Ада не своим голосом. Только легкая шепелявость и напоминала о том, что это прежняя милая старушка. ― В моем доме следует соблюдать мои правила.
Теплые пальцы на моем плече предупреждающе сжались. Элист стоял позади так близко, что я чувствовала жар, исходящий от него.
― Как скажете, ― мягко прозвучало из-за моей спины. ― Если есть какие-то еще порядки, скажите нам сразу, чтоб мы ненароком их не нарушили.
Напряжение момента разрушилось каркающим смехом. И нет, это смеялся не ворон.
― Да что вы такое говорите, голубчики, ― зашамкала Ада, вновь сгибая выпрямленную было спину и принимая прежний тон. ― Идемте скорее внутрь. Пока ужинать с дороги будете, я вам баньку натоплю.
Я нервно провела пальцами по обмотке на посохе, успокаивая расшалившиеся нервы. В конце концов, все люди к старости приобретают странности, ничего ужасного в том, чтоб вечерок провести при свете только одной свечи, нет.
Ада ориентировалась в собственном доме совершенно без света и без каких-либо трудностей. Если у нас была, по крайней мере, одна свеча на двоих, которую ворон поспешил зажечь, она себя такими условностями утруждать не стала, довольствуясь то ли светом луны, едва проникающим в мутные окна, то ли отсветами нашего сомнительного источника света.
Нам предстояло спать на печке, и я впервые за вечер слегка расслабилась – хозяйка была уверена, что мы с вороном женаты, и разделять нас не стала.
― Что-то не так, ― повторила я, когда Ада вышла растопить баньку.
Едва слова отзвучали, на нас обрушилась тишина. Свеча беззвучно горела между нами на столе, в тарелках была холодная малоаппетитная каша, и нам обоим кусок в горло не лез. Ворон не прикоснулся даже к воде, только, поджав губы, всматривался куда-то в темноту за пределами маленького круга света.
― Иди-ка сюда.
Я прокралась вокруг стола, словно боясь потревожить хрупкую тишину, накрывшую избу, и с облегчением нырнула под полу его куртки. От ворона пахло пряностями, как от всех наших вещей, и напряжение немного отпустило, будто он мог меня защитить от необъяснимого. Мы сидели в молчании, теперь уже оба уставившись во мрак. Я могла бы поклясться, что он был не такой уж спокойный, да что там, почти живой. Мысленно выбрав для себя угол, я смотрела в него, не мигая, чтоб убедиться – тьма клубится.
― Вот вы где! ― От зычного окрика Ады я моргнула, и тьма тут же послушно замерла, не подавая признаков жизни. ― Банька готова, можете идти.
Я поднялась, Элист отчего-то остался сидеть. Пришлось дернуть его за полы куртки, а потом за руку тащить за собой. Под надвинутым на брови платком при виде этого зрелища что-то насмешливо сверкнуло.
― Эх, молодежь! Муженек-то твой совсем молчалив.
― Да, повезло мне.
С неестественным смехом я вытолкнула Элиста из теплого мрака дома и, оказавшись в свете луны, задула свечу. Дверь за нами беззвучно закрылась. Банька была в десятке метров от избы. Ада наблюдала за нами – ее лицо белым овалом светилось то в одном, то в другом окне.
― Дьявольщина, ― бросила я, едва за нами закрылась хорошо сколоченная дверь предбанника. ― Элист, тут творится сущая дьявольщина. Раздевайся живо.
Будь мы в другой ситуации, вид оробевшего мужчины меня позабавил бы, но сейчас нам срочно нужно было оказаться в помещении, где нас не смогут подслушать. Ворон не особенно торопился, и я, сбросив с себя все, кроме нижнего белья, сама потащила с него сначала куртку, потом рубашку. В конце концов, он сдался под моим напором и, велев отвернуться, дальше раздевался сам.