Во дворце было мрачно, не то что в любезно предоставленном их делегации поместье, которое они заняли с некой настороженной неуверенностью – уж не слишком ли роскошно? И отчего так далеко от дворца? Впрочем, задавать вопросы было некому, не короля же спрашивать.
Фину хотелось покончить с делами и еще разок, только уже днем, слетать в тот лесок, где он был ночью, где на него снизошло чувство такого всепоглощающего одиночества, будто он был последним человеком на свете. Там, между водой и небом, на краткий миг, ему показалось, что завтра не наступит. Ему хотелось остаться там, потому что там с ним не было даже звуков ночного леса – только шелест воды и прикосновения ветра. Там, окруженный звездами, тьмой, отражением неба в едва движущейся воде, он будто бы на миг утратил ощущение того пронзившего его холодного, но вместе с тем обжигающего взгляда.
Перышко. Фин
Фин скользил меж воздушных потоков, все не находя себе места: надвигались тяжелые грозовые облака, и ему никак не одолеть бури на крыльях. Делегация отправилась обратно верхом, у него же времени на такие сантименты не было, как и желания. Самоуверенность порой играет грубую шутку, особенно с такими юными оборотнями, как Фин, потому-то он и застрял над бесконечной морской гладью совершенно один. Не в силах подняться выше, без возможности укрыться.
«Чудесно, ― подумал он отстраненно, с долей интереса вглядываясь в темнеющую с каждым мигом бирюзу волн, ― не хватало еще промокнуть, а потом прожариться. Или, еще веселее, попасть в какой-нибудь маленький недружелюбный смерч: они у этих берегов не редкость».
Однако же не успел он посокрушаться собственной судьбе всласть, как далеко впереди, одновременно с первым громовым раскатом, чуткий глаз уловил точку корабля, и Фин, изо всех сил ускоряясь, помчался вперед – к своему спасению.
Фину только дважды случалось лететь через море, но оба раза ему так везло, что в этот день он даже не озаботился собственной безопасностью: не надел ни одного амулета, не примотал к лапе камень экстренного перемещения. Теперь же он, увязая в соленой влажной пелене ветра, казалось, не летел – полз к цели. В его распоряжении было все небо мира, его тень накрывала всю воду мира, его глаза застил дождь всего мира. Он летел над водой, под водой, среди воды в стремительно сереющем мире, оглушаемый ревом волн, плеском капель, отдаленным пока еще грохотаньем. В каждой капле дождя, что ударялась о его насквозь мокрые перья, слышал он шепот, что преследовал его бессонными ночами: зачем это все?
«Зачем это все?» ― послушно повторил он теперь, посреди бури, увязший в ненастье среди жаркого лета.
Но ответа вновь не нашел.
Порой, когда он прислушивался к голосам, он находил отговорки, он придумывал причины, но ни одна из них не была правдой.
Зачем это все?
Зачем он сокол, зачем он прилетел сюда, зачем он каждый день сам себе что-то доказывает, зачем он столько сил тратит на то, что ему не нужно, зачем…
Броситься бы в волны, сразиться со стихией, чтоб доказать себе, что силен, что стоишь того. Но зачем и это тоже? Он будто в затяжном сне, он будто в оживающем кошмаре, в котором из ужасного только его унылая серость. Эта поездка могла бы встряхнуть его, эта поездка могла бы напомнить, сколько разного и прекрасного есть в мире, и если ему наскучила жизнь в родном крохотном царстве, он вполне может перебраться в абсолютно любое место, и везде ему с его образованием, с его опытом, будут рады. Если же он захочет жить в столице любого государства, он может занять должность посла – примут, несмотря на возраст.
Но зачем?
Ничто не запомнилось ему. Разве что…
Он сбился с тщательно поддерживаемого ритма, соскользнул ниже, едва не разбил собой гребень огромной волны.
Разве что тот взгляд. Встретить бы его еще раз, чтоб только на мучительно-сладкий, необыкновенно долгий миг голоса в голове заткнулись. Голоса его предков, голос его разума, голоса его желаний, стремлений. Да, шепот в его голове принадлежит не ему, он все же не сумасшедший – он, как глава рода, имеет возможность обращаться к душам предков, правда пока что только они обращаются к нему, а он сам не знает, как это остановить. И они недовольны. Они хотят знать, зачем.