― Итак, ― у Димитрия даже голос изменился, не говоря уже о выражении лица. ― Как понимаю, тебе нужен маг, и нужен срочно. Не смотри так, я, может, ясновидящий.
― Ясномыслящий, ― признал Фин. ― Это мог быть визит вежливости.
― Только не в начале девятого в выходной день.
В словах мага определенно был резон, и Фину оставалось только кивнуть, подтверждая его правоту.
― Мне нужен маг, который мог бы провести ритуал поиска на крови.
Сыч немного помолчал, смакуя последние глотки своего утреннего ядреного кофе, который, на его памяти, еще никто не смог выпить в первозданном виде. Оборотень ему нравился, в нем было что-то притягательное, в нем была честность, пожалуй, беспринципность. Еще, конечно, пытливый ум и бесконечное количество амбиций. К тому же, в конце концов, это был сын Люка, все равно что брат, пусть и отчего-то птица, в конце концов, ему, Сычу – тут он хмыкнул – от этого неловко быть не должно.
―Ты же знаешь, что в Штроме это незаконно?
― Это незаконно почти везде, ― он пожал плечами совершенно равнодушно, как будто речь шла о чем-то обыденном. ― Сложность в другом – крови у меня лишь капля, и это кровь довольно дальнего родственника.
Сыч призадумался. Потянувшись, добыл откуда-то чайную ложку, набрал из джезвы немного кофейной гущи и принялся ее жевать, не обращая внимания на пристальный взгляд гостя.
― Сам я смогу определить точность не более чем до региона, но у меня на примете есть один надежный человек, с помощью которого мы можем сократить разброс до города.
Фин ухмыльнулся – на такую удачу он и не рассчитывал, полагал, сможет определить в лучшем случае королевство, где следует разыскивать Элиста. Даже с помощью королевского мага поиски были сущим кошмаром, к которому приходилось привлекать целую стаю поисковиков, носиться по городам и селам и реагировать на каждый сильный всплеск магии – это уже после того, как следы Элиста нашлись на растревоженном кладбище.
Утро определенно стало добрым.
Руны. Рия
Элист лежал совершенно так же, как перед моим уходом. Для него меня не было несколько минут, для меня – целую вечность. Ботинок я не сняла, и забралась на печь прямо в них, не жалея хозяйского матраса, прижалась к спине ворона, зашептала на ухо:
― Мне нужно кое-что тебе показать.
Сердце мое отчего-то больше не колотилось, как сумасшедшее, колени перестали дрожать, а ладони потеплели, разум мой будто бы очистился от пелены, застившей его, пока я, плохо разбирая дорогу, кралась обратно в дом. Все наносное осталось позади, за закрытой дверью, и теперь мой голос не срывался в панике, когда я обратилась к Элисту. В плотном мраке я не видела, но чувствовала, как спокойно, совсем не сонно он обернулся. Пришлось чуть отстраниться, позволяя ему сесть и задернуть тонкую занавеску, отгораживающую нас от комнаты.
― Кажется, я знаю, что ты мне покажешь, ― вздохнул ворон, пока я нащупывала в кармане огниво. ― От этого матраса так и разит.
Неверный огонек свечи, выданной нам хозяйкой, осветил черные встрепанные волосы и вытянутое белое лицо, больше подошедшее бы призраку, чем мужчине из плоти и крови. Элист замер, рассматривая чистый, хотя и потрепанный матрас, местами порванный, местами затертый до дыр. Мне вдруг показалось, что все происходящее – лишь сон, лишь странный плод моего богатого в последнее время воображения, распаленного некроманткой.
― А теперь смотри внимательно.
Я подожгла новую лучину прямо от свечи, поспешно затушив ее колдовское пламя. В новом желтоватом свете Элист не казался таким уж неземным, особенно если говорить об отвращении в его глазах – оно придавало реальности каждой его черте. В сомнениях, стоит ли мне вообще это делать, я все же перевела взгляд на матрас, удержавшись от нервного вскрика – он весь был в плохо отстиранных пятнах крови.
Едва мы рассмотрели, на чем приходится коротать ночь, как где-то на границе слышимости раздался скрип. Ада встала с кровати – если бы не оголенные до предела нервы, я бы не расслышала неясного движения за плотно прикрытой дверью, сейчас же я почти видела, как она неспешно разыскивает под кроватью домашние мягкие туфли, как накидывает на плечи пушистый теплый платок, прислушиваясь к тому, что происходит тут, у нас.