― Тебя тревожит оборотень? ― Он не ответил, но я поняла его беспокойство. ― Поверь, он не знает о тебе. Не знает ни имени, ни внешности, он не видел тебя, а я ни слова о тебе не сказала.
Этого было достаточно, чтобы Элист успокоился. Я еще раз коснулась уголка маленького бумажного конверта и перевела взгляд на лепестки разгорающегося пламени костра.
Я не чувствовала ни вины, ни сожалений, и мне не жаль было ни женщин, ни детей, что погибли или пострадали в том пламени – в деревне не было ни одного человека без запаха смерти, ни одного, не отведавшего человеческой плоти, и сладковатый аромат разложения въелся в каждую пылинку на центральной улице. Делает ли это меня плохой или другой, не такой, как прежде? Глубоко внутри, там, где колотилось неравномерно мое глупое сердце, я знала ответ, и он меня страшил. Но здесь, снаружи, в холодной осенней ночи, не было места этим тонким материям, и я, первой забравшись в повозку, принялась натягивать полог.
Элист пришел позднее, когда я уже спала, завернувшись в самый пушистый коврик. Впустив целое облако ледяного воздуха, забрался в мое надежное укрытие и пробормотал на ухо:
― Надеюсь, ты не станешь мне мстить за мое недоверие.
― Не доверяешь?
Я обхватила его ладонь на собственном животе и прижала к себе еще крепче. Что-то есть в этом неправильное, в том, что происходит со мной сейчас, но, по крайней мере, я не одна.
― Элист, как нам вернуть твои крылья?
Он тяжело вздохнул и попытался отобрать у меня руку, но я не позволила, плотнее заворачиваясь в его объятие. Сдавшись, ворон недовольно засопел и пару минут молчал, старательно игнорируя повисший в воздухе вопрос, но он обретал плотность с каждым нашим шагом в направлении Рубина, игнорировать его и дальше было просто невозможно.
― Нам понадобится либо маг, либо высший оборотень, ― буркнул он, когда мои глаза уже начали вновь слипаться. ― Но, Рия, я не могу просить помощи у высшего.
― Это еще почему?
Столица встретила нас шумом, хотя в город мы вошли уже к закату. Я с любопытством оглядывалась, рассматривая наряды прохожих и прикидывая средний уровень дохода жителя бедных кварталов. В голове сами собой шли подсчеты количества ковров, одинаковых платьев и специй. Я не столько осматривалась, сколько оценивала, и первым делом изъявила желание назавтра же отправиться в торговые ряды, чтоб прикинуть стоимость собственных товаров.
― Для начала наведаемся к моему знакомому, ― отмел все мои разглагольствования Элист, уверенно правя повозкой. Мне отчего-то подумалось, что ему прежде не доводилось путешествовать столь плебейским образом. ― Нам надо определиться с нашими дальнейшими планами.
После ночных откровений между нами установилось хрупкое подобие прежнего понимания, которое, как оказалось, пропитывало раньше каждое слово, каждое движение. Мы, прежде чистые – пусть я и относительно – в глазах друг друга, теперь стали в равной степени виновными. Может, тоже относительно. Мое ритуальное сожжение во славу неведомого божества вполне сравнялось с расхищением захоронений и массовыми убийствами, которыми помышляла Джин при помощи своего покорного прислужника. И теперь мы, обезоруженные обрушившимися на нас переменами, заново узнавали друг друга. Я иначе смотрела на едва поднимающийся в намеке на улыбку левый уголок рта Элиста, что происходило каждый раз, когда он замечал что-то достойное внимания на пути, он же куда чаще вглядывался в мои глаза, каждый раз обездвиживая своим непрозрачным взглядом. Мы знакомились заново, за считанные дни проникая друг другу под кожу, в мысли, в сердца, уверенные, что для нас найдется место.
― Не совсем, конечно, понимаю, кого ты планируешь покорить в столице этими откровенно крестьянскими сарафанами, ― тянул Элист насмешливо, когда мы проезжали мимо очередного модного ателье, ― но с удовольствием на это посмотрю.
Мода в Штроме меня особенно не поразила после всех посещенных нами с отцом городов, но внимание определенно привлекла – я прикидывала, что можно взять на вооружение и прислать отцу для следующей стольной ярмарки.