― Он знает, что это значит?
― Нет, конечно, ― усмехнулся Люк. Ему спешно притащили любимое кресло, целый поднос еды и кружку горячего какао. ― Правила для всех одинаковы.
Распечатывая письмо Девон Фалькенхерц, Энрик был удивлен, но готов ко всему, кроме того, что там на деле было написано, а едва пробежав взглядом по строчкам, отправил бумагу в камин. Вообще-то, это было уже третьим, первые два носили более официальный характер, и им он удивлялся еще больше.
― Что там такое?
Рихард за соседним столом просматривал последние законопроекты. На улице было еще светло, и стылый зимний ветер швырял в окно снег горстями. Была середина декабря, две недели до праздников, а Энрик еще не определился с парой на новогодний бал, и это могло бы быть главной его проблемой, если бы не обосновавшийся поблизости монарх. Не к ночи помянуть пугающие глаза Финиста, но он был куда более предпочтительным соседом. По крайней мере, не мешал с чистой совестью отлынивать от работы.
Кабинет принадлежал Энрику, но Его Величество регулярно изволило прятаться во владениях советника от дражайшей супруги – та тигра на дух не переносила и нос на его территорию не сунула бы даже в случае войны. По крайней мере, в этом она заверила дикого кота, поселив в его сердце ни много ни мало, надежду на внимание монаршей особы, пробудила азарт и жажду охоты. Пока эти планы были только в проекте, но стойкая нелюбовь Рихарда только подталкивала Энрика к опасной для жизни и совести авантюре. Дело в том, что королева была хороша собой, умна и тверда характером – все эти качества в отдельности казались тигру весьма привлекательными, в совокупности же вгоняли в ступор. А еще она была грациозна, как и полагается пуме, любила стейки слабой прожарки и умела хохотать, как самая настоящая ведьма. Свидетелем последнего Энрик стал совершенно случайно и лишь однажды – на людях Ее Величество держалась безукоризненно.
― Матушка Фалькенхерца. ― Пусть и после долгой паузы, тигр снизошел до ответа. Ему хотелось отвлечься от завладевшей его мыслями решительной королевы, что не раз убила ради одного только внимания собственного мужа. Один только этот факт заставлял его чуть нервно, на самом деле с предвкушением, сглатывать. ― Все настаивает, что ему жизненно необходимо жениться, просто он сам этого не знает. Не понимаю, при чем тут я. По ее мнению, мне следует повлиять на него на правах друга.
― А я не понимаю, что нашел в ней Глауб. ― Рихард вздохнул. ― Но она права, Фин должен был остаться и жениться. Его ждут земли, его княжество.
― Фин не хочет княжества.
― Фин не знает, чего хочет, ― отрезал Рихард.
Он был не в духе и вообще склонен нести разрушения в мир, потому что где-то там, в прошлом, кто-то нанес такой же урон ему самому.
В тот же день Фину было отправлено письмо о необходимости завершить все дела и вернуться в Берграйх.
Проснуться с этакой пичугой в объятиях Фин даже не мечтал – не его полета птица. Тем не менее, с трудом разлепив глаза, он недоверчиво уставился на прижавшуюся к нему во сне девушку. Ничего особенного сейчас, когда она спала, в ней не было идеальной правильности черт, не было чувственности губ, остроты скул, плавности овала лица. Фин смотрел на нее в задумчивом изумлении, открывая для себя что-то прежде чуждое, недоступное, незнакомое, что-то исполненное тепла и бесконечной, безграничной нежности. Чувствовал ли он хоть раз прежде такое трогательное восхищение, открыв глаза в одной постели с женщиной? Чувствовал ли он хоть что-то? Он с жадностью всматривался в ее умиротворенное лицо, стараясь запомнить каждую деталь, чтобы потом, вдали от ее дурманящей близости, разложить ее на составляющие, изучить в подробностях и, быть может, избавиться от этого щемящего чувства где-то под ребрами, какого не удалось вызвать никому до нее.
Фин чувствовал, что он на пороге какого-то чрезвычайно важного открытия, и от одной мысли об этом становилось жутко – сокол себе предпочитал не лгать, потому прекрасно понимал, к чему все идет. Он впервые в жизни, впервые за свои двадцать шесть лет, был на грани, переступить которую было до жути любопытно и страшно.
― Спи, пташка, ― шепнул он, прижавшись на нескончаемо длинный миг губами к ее волосам, ― скоро мы увидимся вновь.