― Тетка Евгения, не в столицу мы, ― пробурчал подоспевший с походным котелком Тихон.
― Посмотрим, ― дальновидно не согласилась я с ним.
― Поезжайте скорее, ― отреагировал дядька Сидор, не выдержав трескотни кухарки. ― Этак до завтра простоите, а завтра полнолуние, негоже в такой день из дому выходить.
На том и порешили, и я впервые выехала из дому непонятно насколько, с не слишком большой суммой денег и ненадежным попутчиком. Тихон всем был хорош, только чересчур молод, а еще ленив, болтлив, труслив и вечно голоден. С собой у нас имелась смена одежды, запас еды на десятерых, карта, любовный роман, который Тишка украдкой припрятал среди походных блокнотов, и целая повозка товара на продажу.
Портовый город находился не слишком далеко, всего-то три дня пути, но я планировала слегка задержаться в дороге – следовало заехать в пару больших сел, чтоб немного пораспродать все, что мы набрали с собой. Пока погода позволяет, можно сделать небольшой крюк, раз уж мы уже в пути. Я почти сразу перебралась в повозку и растянулась на скрученных коврах, любуясь проплывающими облаками. Когда пойдет дождь, придется натянуть полог, пока же можно греться на совсем уже не обжигающем, осеннем солнышке, позволять ласковому ветерку играть с неубранными короткими волосами и наслаждаться облегчением от первобытного ужаса, которое становилось тем больше, чем дальше мы с Тишкой были от дома.
― А все ж таки негоже, сударыня, что вы одни в путь отправиться изволили, ― подал вдруг голос Тишка. ― Этак на вас каждый встречный позариться может.
― И вовсе не на меня, а на нас, ― возразила я, лениво отмахиваясь. ― Я не одна, а с тобой, Тихон, а уж насчет безопасности не волнуйся. Мы первым делом ведь в Новолесье едем, а там меня все знают. А дальше уж, гляди, успокоишься.
― А я-то думал, мы к батюшке вашему спешим, сударыня.
― Мы спешим, Тишка, ― вздохнула я, прислушиваясь к затихающей тревоге. ― Но дела иногда важнее чувств.
Задумавшись над вопросом мальчишки, я решительно села. Где же теперь это предчувствие надвигающейся беды? И трех часов не прошло, как мы из дому выехали, а оно прошло. Так было ли это волнением за батюшку?
― Что-то вы притихли, сударыня, ― вновь окликнул меня неугомонный попутчик.
― Ты зато не умолкаешь, ― отмахнулась я, прислушиваясь к себе. ― Вот что, Тишка, ты поезжай дальше не спеша, я догоню, ― и спрыгнула на дорогу, наслаждаясь свободой от тяжелых юбок и прочностью почти мужских туфель.
Решительно развернулась и пошла назад, к дому. Шаг, два, три, и вот оно: настроение начало портиться, сердце замедлило свой стук, но, главное, вернулось это жуткое чувство чужих рук. На мои плечи будто легли две тяжелые ледяные ладони, с каждым шагом все сильнее надавливая, пока я, наконец, не была вынуждена остановиться, смахивая незаметно набежавшие слезы. Что ж, это весьма и весьма доходчиво. Кажется, меня позвала Дорога.
Гнездо. Фин
― Ты хоть понимаешь, насколько это опасно? Какова вероятность, что он тебя не узнал?
Мать, высокая и стройная женщина с волосами того же каштанового цвета, что и у Фина, несмотря на весьма эмоциональную тираду, стояла неподвижно и на самого виновника переполоха не смотрела вовсе. Она сосредоточенно высматривала что-то за окном. Вероятно, мышь. Раньше, пока отец Фина был жив, она старалась сдерживать свои инстинкты, теперь же, выйдя замуж второй раз, перестала стараться и порой неосознанно уходит в себя, по-птичьи склоняя голову набок. Отношения с отчимом Фина у них были не особенно хорошими, все же не все договорные браки бывают счастливыми, поэтому когда мужу пришлось больше внимания уделять землям и делам, соколица только обрадовалась. Если первого мужа она любила больше жизни, второго, пусть и перспективного, богатого и при должности, просто терпела, и взять его фамилию отказалась. Он же был волком, не ведал прелести полета, но в жене души не чаял и согласился переехать в родовое гнездо Фалькенхерцев.
Фин отчима звал отцом и с удовольствием проводил с ним время. Умный мужчина, сочетающий изворотливый ум и железную волю, был с мальчиком мягок, как с собственным сыном, и радовался его успехам как своим. Он был рядом постоянно, под его контролем Фин из ребенка превратился в мужчину, причем мужчину образованного, обеспеченного не столько за счет накоплений семьи, сколько за счет собственных способностей и умений.