Повернувшись на бок, Фин уставился в уже совсем темный прямоугольник окна. Он – князь. Самому не верится, но так и есть. Осталась самая малость. Согласиться жениться на той, кого предлагает король, на той, кто будет выгоден. Но нужно ли ему это? Он так молод.
Он старался рассмотреть звезды, но глаза будто дымкой заволокло, и Фин вместо звезд видел свои бестолковые метания: весь мир перед ним, а он не знает, за что схватиться. Разве у многих такие возможности, как у него?
― Отец, ты так нужен сейчас, ― устало прошептал Фин, жалея, что отец не сокол и его нельзя призвать.
Большие Стожки. Рия
Зов Дорог, нечто невероятно прекрасное и неприятное одновременно. Будь я чуть более одаренной я бы не могла ему противиться, я бы пропадала из дома на долгие месяцы, я бы блуждала по чащам и полям, практически растворяясь в чистоте природы. Даже не знаю, дар это или проклятье, но радуюсь, что мне всегда было достаточно периодических путешествий с отцом. Только вот в этот раз он не взял меня с собой, и вот к чему это привело. Трясусь в повозке с нашим не слишком умным пастухом. Зато на целых два платья убавилось, уже плюс. Новолесье все же было довольно большим селом, и там были свои модницы. Конечно, уже на ближайшем празднике обнаружится небольшая оказия с совершенно идентичными обновками, но, получается, я продала не только одежду девушкам, но и зрелище остальным жителям. Ай да я.
Тишка за два дня пути открылся для меня с новой стороны. Он оставался все тем же безалаберным мальчишкой, совсем не желающим рано взрослеть, как другие провинциальные юноши, но так переживал обо мне и постоянно пытался окружить неумелой заботой, что я простила его лень и безответственность. Все же некоторые недостатки купируются достоинствами сполна, определенно.
Но не болтливость.
― А зачем это вы, сударыня, столько одежды набрали? И зачем сапоги? Сентябрь же.
― Эх, Тихон, знала бы сама – сказала б, ― протянула я, едва сдерживаясь, чтоб не зевнуть. ― А вот ты чего теплых вещей не взял?
― Так мы разве не на неделю едем? ― крайне удивился мальчонка.
Я призадумалась. В конце концов, он не должен страдать оттого, что хозяйская дочь со странностями, верно?
― Встретим батюшку и назад, ― серьезно отвечала я, совсем не имея в виду и себя тоже. Я даже не уверена была, что физически смогу вернуться прежде, чем зов утихнет. ― Я просто перестраховалась.
Склонившись над маленьким пушистым ковриком, только вчера выкупленным в Новолесье, я зашептала:
― Храни чистоту, храни мягкость, светлей на свету, неси радость, ― коснулась пальцем светлого ворса и отправила капельку силы. Такому красивому коврику много не нужно. Только быть чистым и радовать глаз – он идеален для девичьей спаленки. ― А ты чего смотришь?
― Смешное вы говорите что-то, сударыня, ― прыснул Тихон. ― Разве ж это заговор?
― А как же надо? ― заинтересовалась я.
― Ну, ― призадумался мальчишка, ― а как же какие-нибудь умные слова? Что-то пугающее и непонятное.
― Но зачем мне непонятные слова, если мне нужна вполне понятная чистота? ― рассмеялась я. ― Ты давай на дорогу смотри повнимательнее.
― А чего смотреть, сударыня, кони, они ведь не глупые животные, сами все видят, ― заявил парнишка, тем не менее вперив взгляд вперед. ― А дальше-то куда путь держать?
Я тихонько хихикнула над его словами. Путь держать, надо же!
― В Большие Стожки заедем, а там уж прямо в порт.
Большие Стожки встретили нас полной тишиной. Зловещей, надо сказать. Не лаяли собаки, не бегали дети, не стояли, согнувшись в три погибели, хозяйки на своих огородах: полная тишина и плотно закрытые ставни. Даже куры не квохтали.
― Не так что-то, сударыня, ― шепотом возвестил очевидное Тишка. ― Может, того, назад повернем?
― Вот еще, ― так же шепотом возразила я. ― Надо хотя бы посмотреть, что происходит.
Инстинкт самосохранения был совершенно со мной не согласен, зато совесть поддерживала обеими руками, поэтому я решительно спрыгнула с повозки, велев Тишке не высовываться. Просунув руку под крепления, отцепила от внешнего борта небольшой, но довольно тяжелый окованный металлом посох. Удобно опереться на него бы не вышло, он по величине был скорее тростью, но для опоры им и не пользовались. Скорее для успокоения инстинктов на пути совести.