Конфузов, конечно, среди нашей подопытной братии было много. То курица ожила, а голова отпала, то нога после сращивания не в ту сторону когтями смотрела. Случалось, что студенты меняли местами части тел подопечных, крыло одной куры уходило к другой, а после было много вопросов, отчего же и срезы ран разнятся, и остаточные части тел торчат.
Одним словом - студенческий произвол, безответственность, торопыжничество и вселенская грусть.
Птичек в руках обучающихся студентов было жалко, но себя на отработке наказания мы жалели ещё больше.
Куратор Дикинс вольных трактовок хирургии не прощал, закалял в нас любовь к точности, а если любовь привить не получалось (это чувство, как выяснилось, не у всех приживалось), то хотя бы страх совершения ошибки.
Семь раз подумай прежде, чем один дозволь!
И мы куратора понимали... Мало кому понравится ходить ногами навыворот или затылком вперёд, а быть всадником без головы и того хочется меньше. При таких мыслях становилось страшно доставаться в руки своим одногруппникам. Поэтому каждый терпеливо стоял у своего места за столом, послушно расщеплял, а затем тщательно сращивал.
На этих же курицах первокурсникам предстояло отрабатывать наложение швов, поэтому ценный тренировочный материал приходилось беречь из года в год, от практики к приктике.
Совершая стандартные манипуляции с уже усыпленной, обездвиженной, перенесенной на стол и выщипанной по хребту (мне предстояло отделить шестой позвонок от пятого и седьмого) птицей, я невольно возвращалась мыслями к проведенной над Его снобско-злобским Величеством операции.
А ведь могло и не получится...
Могло... но только не у меня.
Ещё тогда, когда отец проводил процедуру связывания своей и маминой жизни, он научил меня разделять и соединять материю. Возможно, мне даже повезло, что именно в детском возрасте на самом примитивном языке мне было дозволено чувствовать суть механизмов природы. Именно чувствовать, а не видеть или слышать, и уж точно не познавать жизнь через прикосновения.
В академии нас учат доверять своим органам восприятия, отец же показал мне как верить своему чувствованию, даже когда зрение, слух и осязание врут.
Именно благодаря такому глубинному навыку я могу видеть истинным ведьминским зрением легко и свободно. Именно потому я на третьем курсе практикую наравне с опытными мастерами, набираясь больше технических знаний в хирургии, нежели в том, каково это быть настоящей ведьмой и следовать зову природной сути.
Я - ведьма, и потому смогла разделить Файта и его реципиента.
Я - ведьма, и потому смогла разделить свою жизнь и соединить ее с жизнью другого существа.
Это ж сколько врачебных заповедей я нарушила, решившись на подобный шаг!
Даже, если в принципе не рассматривать незаконность самого процесса связывания двух жизней, всего остального, произошедшего в моей комнате под покровом ночи, хватит на лишение практики без права восстановления в специальности. А ещё можно добавить и уголовную ответственность, если усмотреть за привязкой систем снабжения двух организмов попытку манипулирования другим живым организмом.
Великая Степь, как же я попала!.. Так глубоко вурдалаку в з.. тыловую часть, я ещё не забиралась!
Если только Файт узнает, то предсказать его реакции совсем не трудно. Это будет прямое обвинение в покушении на жизнь наследника древнего рода. И что мне за это светит - ссылка, тюрьма, казнь - даже предположить тревожно.
Забавно, но в этот момент меня искренне тревожило то, что по мнению общественности мои действия могут быть интерпретированы как угрожающие Файту. И я ни на миг не задумывалась о том, какой опасности подвергла саму себя.
- Лииина! - воскликнула Нирочка, едва я вошла в библиотеку.
Сегодня я взяла дополнительную смену в силу того, что степендии за обучение меня лишили.
Хвала Проматери Великой Степи, врачебный консилиум не прознал о моей подработке, иначе осталась бы я без каких-либо денег. И пусть академия предоставляла нам полное содержание пансионата, но всякие женские мелочи необходимы каждой девчонке. Средства гигиены, уходовые процедуры, новые чулочки, в конце концов.