Мне тогда было четыре года. Мама прожила после ещё шесть лет. И жила бы дальше, если бы папе не потребовалось срочно уехать.
Конечно, внезапное оживление магини, на жизненном пути которой светила медицины уже поставили крест, не могло не привлечь к себе внимания. Тем более столь быстрое восстановление всех систем маминого организма! Выдвигались самые дикие версии отцовского вмешательства в ее тело, брались различные анализы, проводились самые разные диагностики, но ничего запрещённого или необычного выявлено не было.
Родителей долго терзали сначала в самой больнице, после приглашали уже на затяжные беседы службы безопасности, и по итогу все уперлось в то, что либо маму вскрывают и препарируют, либо нас отпускают.
Нас отпустили.
И мы жили. Хорошо. Счастливо.
Когда прожорливые гриомуши напали на отца, сработал мамин защитный артефакт, и смерть папы остановилась в охранном коконе. Тем самым продлив мамину жизнь. Хотя по сути энергия жизни в маме уже тогда доживала свои последние мгновения. Исчезая медленно, ещё частично питаясь от отца.
Погибнув, папа забрал с собой и маму. Но она была согласна.
Разговор об этом состоялся между нами тремя за год до трагических событий. Мама знала все подробности папиного эксперимента и была ему благодарна за подаренные ей годы жизни рядом с любимыми. Она жила и любила каждым мигом, щедро делясь с нами теплом и заботой.
Мои родители много смеялись над тем, что воплотили в себе мечту многих влюбленных - жить долго и счастливо, в обоюдной нежности и бережности и уйти на грани предков одним днём.
И ни кого из них не смущало, что разделив с мамой свою жизненную силу, отец фактически отдал ей половину себя, сократив тем самым свой срок жизни.
"Да лучше десять счастливых лет вместе, чем двадцать одиноких по отдельности," - частенько повторял он.
У них вышло шесть. Шесть лет. Прекрасных. Ярких. Обоюдорадостных.
Вот только детей они так и не позволили себе больше, не захотели тяготы по их воспитанию перекладывать на мои плечи. Наоборот, они с разных сторон позаботились о моем будущем, о моей безопасности. И даже в Магическую академию прикладных дисциплин при Совете Верховных меня взяли в том числе благодаря их заблаговременной помощи.
Не все, конечно, из задуманного ими смогло воплотиться в жизнь именно так, как они планировали. Вмешались социальные службы. После кончины родителей их сотрудники вынесли важные бумаги из нашего дома. Поэтому я попала не в выбранный для меня пансионат, а в самый обычный интернат, а ещё лишилась содержания, оставшись без доступа к семейным сбережениям.
Сколько бы десятилетняя мелкая девчонка не твердила тогда, что родители для нее определили другую судьбу, что у них все подготовлено и распределено на ее счет, службы опеки приняли другие решения, потому как подтверждающие документы так и не были обнародованы.
А впрочем, к чему сейчас разговоры о прошлом и пустые сожаления? Здесь, в настоящем, такая карусель творится, только успевай хвататься покрепче да держаться понадежнее.
И ещё бы подальше. От особ, аристократами взрощенных и настоящими вредными ведьмами недостаточно запуганных.
Дед Эш уже несколько раз приходил ко мне с докладом о состоянии очнувшегося мага. Благодарности, как я и предполагала, ноль, одни требования. Расскажи, объясни, принеси, позови.
И единственное, что пока удерживало Файта в моей комнате, - мое желание разобраться, а за каким вурдалаком этот снобско-злобский потомок древнего рода приперся вчера ночью именно ко мне.
Знал о своей проблеме и моих тайных навыках?
Или мы имеем дело с абсолютной случайностью и крайней невезучестью одной конкретной ведьмы?
Пока я размышляла о загадках мироздания и завершала рабочую смену, маг лежал в моей комнате, все также на полу, но уже на матрасе, подушке, деликатно прикрытый теплым пледом, под обездвиживающей сывороткой, которую дед Эш ему уже дважды вливал насильственным образом.
А нечего было свой погано-надменный характер демонстрировать. Мы и сами... с характерами! А ещё и с малым количеством сна, большим раздражением на обстоятельства и просто огромнейшими личными претензиями!