Отделавшись от душного мужика, возвращаюсь к сборам, вспомнив, что забыла вызвать такси.
Хренов участковый, блин…
Собираю приготовленные пакеты с едой и личными вещами. Смотрюсь на дорожку в зеркало, подмигиваю себе и, закрыв дверь, спешу в такси, которое ждет меня у подъезда.
У массивной железной двери сталкиваюсь с тетей Любой, чуть не сбив женщину с ног.
— Ой, простите, ради бога, — поспешно извиняюсь, запахивая полы зимней куртки.
— О, как ты так быстро добежала, Таська? — выпучивает на меня глаза. — Я ж вас только что с Сергеем около парка видела.
О-о-о... ну, началось. В прошлом году она рассказывала двум подружкам, как мы с мужем оборвали сирень в ее палисаднике, что конкретная чушь. Осенью Сережка пьяный на лавке соседнего подъезда спал, хотя муж не пьет.
— Обознались вы, теть Люб, — изображаю самую милую улыбку.
Смотрит на меня как распорядитель борделя. Прикидывает брать или недостаточно хороша для клиента.
— Может, и так, — отмахивается от меня. — Но мужик похож на тваво.
Была бы ты не так подслеповата, соседка, я бы тебя расцеловала за новость, но… увы!
К воротам загородного особняка подъезжаю с истеричным ликованием, надевая на голову мышиные ушки. Девчонки поржут, а мужи сразу поймут, что перед ними не чопорная леди, а та, кто и на хер послать может.
Таксист сигналит, как попросила, и массивные кованые ворота откатываются. Медленно движемся к парадному входу. Озираюсь по сторонам, как Золушка в тыкве. Причем цвет моего авто точно совпадает с овощем.
По всем законам жанра я опоздала. Я вообще часто опаздываю. На работе шеф меня дрюкает, но монотонные вливания остаются забытыми на следующее утро, ибо я обязательно после экзекуции просыпаю на час, в лучшем случае.
Однако, позови меня кто-нибудь сюда еще раз — примчалась бы заранее. О таком все мечтают и я не исключение. Сказочно вокруг. Расчищенные от снега тропинки, припорошенные снежинками ели, изящные фонари вдоль прогулочных зон, утопающий в золотом свете ламп огромный дом, отделанный серо-коричневым камнем по фасаду. Из больших окон повсеместно льется тепло внутреннего освещения, над входом полукруглый балкон, внизу такая же терраса. Над черепичной крышей возвышаются две печных трубы, на пиках боковых башенок флюгеры.
Мамочки, как же я завидую Галчонку… Мужика надо брать! Однозначно. Буду вести себя с ним помягче, сосредоточив все иголки на Анькином.
Безумно тянет переобуться и выйти навстречу ожидающим меня у ступеней людям во всей красе, но… мне ж не восемнадцать, чтобы форсить по морозу босиком.
Прошу водителя не подъезжать слишком близко. Надо же дать рассмотреть подругам мой безумный прикид с ушами. И я еще не придумала, как объясню отсутствие Сережи.
Открыв дверь, разглядываю на Галюню. Красотка. Бежевое узкое платье до колен. Завитые рыжие локоны до плеч. Глаза искрятся счастьем и толикой гордости. Понимаю. Анютка ей не уступает: русые волосы подняты в высокий хвост на макушке, платье напоминает расплавленное серебро, стекающее по шикарным формам, алые губы как створки рая.
Ух, мои королевны! Я бы сама их трахала, будь мужиком.
Настроение моментально прыгает к отметке “максимум”. Плевать мне на Серёню и его отсутствие. Предвкушаю веселую ночь с близкими людьми, отпуская напряжение, что держало меня последние дни.
— Тася-я-я! — пищит Анька, едва грациозно покидаю тыкву, тьфу, такси.
Правда, наигранная царственность в момент слетает, когда подол платья прибиваю дверью авто. Че-е-ерт! Если мужик тронется, то я сделаю это вместе с ним или останусь голой! Быстро исправляю ситуацию, еще раз поблагодарив водителя.
— А мы тебя заждались, — Галя целует воздух около моих щек.
Губы накрашены… понятно, че уж.
— Спешила как могла, — обнимаю девчонок.
— Мышка? — раздается позади меня самый волнующий голос. Гляжу в лица подруг не моргая.
Че происходит-то? Нет-нет… быть не может…
— А Назар сразу угадал твой костюм, Тась, — весело выдает Анька, а мне бы вдох сделать.
В животе теплеет, мурашки хаотично рассыпаются по телу, в груди давит спазмами страха и наиглупейшей радости. Глаза увлажняются, словно я Назара всю жизнь ждала. И как вишенка на торте… у дебильной мышки, вымокли трусишки.
Следом же влетает под дых вопрос: “Что он тут делает?”