Замечая это, Этэль лишь хмурилась и осуждающе качала головой. Она никогда не делила братьев, никогда не преувеличивала и не преуменьшала свою любовь к каждому из них. За такое количество времени, проведенное с ними, она начала относиться к ним как с собственным детям и любила их самой крепкой и самой чистой любовью, на которую способна любая мать.
Но, несмотря на эту любовь, тари не собиралась отступать от своей цели.
***
- Я устал! – заявил Дар, шлепнувшись на скамью рядом с тари. Та молча протянула ему стакан с водой. Опустошив стакан, парень стянул рубашку и шумно вздохнул.
- Как жарко… Даже в собственной коже жарко. Как ты можешь постоянно ходить в черном?
- Черный – цвет вашего дома, - пожала одним плечом Этэль.
- Ты до сих пор делишь дома? – поморщился сын Кахира. – Наши… ваши… А какие цвета у твоего дома?
- У меня нет более дома, - Этэль ловко вставила нитку в иголку.
- Именно поэтому ты живешь здесь?
Этот вопрос застал девушку врасплох.
- Нет, - лаконично ответила она после долгой паузы.
- Ну тогда хорошо, - улыбнулся парнишка и вдруг спросил. – Ты же никогда нас не бросишь?
Глава 4.3.
Этэль посмотрела на него.
- Пойдем домой, - голос ее прозвучал глухо и напряженно. Дар кивнул, вложил меч в ножны и отправился за тари.
- Беруин! – ее голос прокатился по коридорам, отыскивая маленького наследника. Но в ответ ей была тишина.
- Наверное уже спит, - предположил Дар, вешая ножны на стену.
- Тебе тоже пора отправляться спать.
- Но я хочу какао! – потребовал паренек, глядя снизу вверх на тари. Та укоризненно посмотрела на него, покачала головой и подтолкнула в сторону кухни.
Пока старший сын Кахира уплетал плюшки с какао, Этэль взволнованно вглядывалась в неприветливые сумерки, растекающиеся за окном. По стеклу застучала мелкая морось. В комнате Беруина не обнаружилось, и Этэль уже начала не на шутку переживать. Но тут дверь на кухню распахнулась, и на пороге появился Беруин, промокший до нитки, но невероятно довольный. К груди он прижимал охапку васильков. Виновато глядя на Этэль, он протянул ей цветы и шмыгнул носом.
- О Хранитель, где же ты был? – девушка положила цветы на стол и укоризненно посмотрела на мальчика, понимая, что вопрос уже по сути своей бессмыслен и сдерживая вздох облегчения. Отправив его переодеваться, она поставила цветы в небольшой кувшин и села напротив Дара.
- Дар, мне нужно уехать.
- Хорошо. Куда ты поедешь?
- К альвам. Мне нужно… посоветоваться со Знающими.
Подумав, Дар кивнул.
- Хорошо. Когда ты уедешь?
- Завтра утром, - Этэль никогда не уставала удивляться, как серьезно реагирует Дар на вещи, которым и взрослым иногда не понять.
Мальчик снова кивнул, словно убеждая и себя, и Этэль, что готов ее отпустить.
- А когда ты вернешься?
Этого вопроса тари боялась. Потому что не знала ответа.
На рассвете она покинула душный, оглушающий Галеад. Снова дорога узкой лентой простиралась перед тари. Ей пришлось проститься с детьми. Как бы не крепился Дар, его тоскливый взгляд хлестал хуже плети. А Беруин лишь иступлено прижался к ней, обхватив за шею, словно это помогло бы ему удержать тари. Она не знала, сможет ли вернуться к ним. Ее любовь к этим двум маленьким лордам людского мира заставляла разрываться между двумя расами.
Она чувствовала себя приговоренной. И это чувство не оставило ее и тогда, когда перед взором раскинулась долина Анадор. Спешившись, она шла по узкому мосту, ведя за собой коня. Наверняка о ее прибытии уже знали. В Анадоре царило спокойствие и мудрость веков. Но сейчас Этэль не могла обрести здесь покоя.
Этэль встретили молчаливые стражи. Не задавая вопросов, они повели ее по освещенным коридорам. Гости со всех уголков мира не были редкостью в чертоге альвов.
Доведя бывшую тари до большого зала с камином, стражи так же безмолвно исчезли. Этэль подняла глаза. Элрот стоял спиной к ней, опершись о камин и прикрыв глаза ладонью. Видимо, почувствовав взгляд тари, он обернулся. И Этэль не смогла скрыть горького вздоха. Хранитель всемогущий, как же он изменился… Душу отравленной стрелой пронзило острое чувство вины. Раньше она не могла простить его. Она винила его, ненавидела за то, что он остался жив. Что бы он сказал, если бы узнал? Смог бы простить?