Так и вышло, что пришлось отказаться от лечения. Денег уже не было ни на лечение ни на возмещение убытков клинике. Нужно было работать, снова отвоевывать свое место в группировке торговцев. Ромка вернулся вечером того же дня, когда умыкнул компьютер из клиники. На вопрос, где компьютер, он заявил, что не крал его, что на него наговаривают. Николай не поверил ни единому слову Ромки, но разбираться с этими проблемами не было ни сил ни желания. За время отсутствия Николая и Людмилы в электричках скопилось много других проблем, от решения которых зависело само выживание их семьи. Впрочем, Ромка не сильно заботился о том, чтобы ему поверили. Людмила обыскала сына на предмет новых следов употребления, но по своей неопытности ничего не нашла. Конечно, было странно, что мальчик не притронулся к еде, но в целом, казалось, что недолгое лечение в клинике ему помогло. Для предотвращения рецидивов решено было запирать Ромку дома, а гулять только в сопровождении старшего брата. То, что Игорь окажется плохой нянькой, было понятно сразу, но выхода другого никто не нашел. Сестра дома почти не бывала, на нее рассчитывать не приходилось.
Тем временем, Маргарита Васильевна, получив согласие от матери на совместное проживание, вовсю занималась организацией жизненного пространства для себя и Олега. Сначала пришлось снова ехать в Серебристую Чащу для того, чтобы решить вопросы со школой. Перевести Олега из одной школы в другую, забрать свои документы, уволиться и начать перевозить одежду и вещи в Москву. Алексей категорически отказался помогать, хотя с его автомобилем все было бы легче во сто крат. Одно то, что он не вставлял палки в колеса, Маргоша уже предпочитала считать для себя благом. Ей предстояло покинуть Серебристую Чащу и мужа. Она ощущала себя на пороге больших перемен. Под ногами больше не было твердой земли, но засыпала она мгновенно, как голова касалась подушки. Мрачные мысли о неудачном браке, о зависимости сына, о том, что жизнь проходит, перестали волновать Маргариту Васильевну. В кои-то веки она просто жила, планируя наперед самое необходимое. Лето заканчивалось, осень осыпала жёлтую траву желтыми листьями, птицы улетали в поисках лучшей доли, временами накрапывал дождик, а Маргоше все непочём. Обычно осенью ей становилось ещё тоскливее, чем обычно, но не в этот раз. Директриса школы удивилась, что преподавательница русского и литературы вдруг так круто решила изменить свою судьбу. Спустив очки на нос, она поглядывала на Маргошу, изучала ее лицо в поисках следов несчастья или отчаяния. Бьёт ведь ее муж, все знают. Вероятно, из-за этого решила сбежать. Только не похожа она отчего-то сама на себя. Как будто другой человек перед ней сидит в ожидании, когда директриса подпишет бумаги. Жалко, конечно, отпускать работника прямо перед началом учебного года, но выхода нет. Директриса пожала плечами и наградила, наконец, заявление об уходе своей закорючкой. Она хорошо знала свой коллектив и все его подводные камни, знала и о давнем романе между Маргошей и математиком, который всякому женскому обществу предпочитает общество бутылки. Что ж, теперь нужно заняться срочными поисками нового преподавателя или слёзно просить кого-то временно взять классы Маргариты Васильевны.
— Удачи вам, Маргарита! — сказала директриса неожиданно теплым голосом.
Маргоша поблагодарила начальницу за добрые слова и отправилась собирать первую партию вещей для перевозки в Москву. Ей не хотелось лишний раз встречаться с Алексеем, но выхода не было. Муж, как назло, приболел и находился дома. Он по большей части лежал на диване в своей комнате, но дверь держал приоткрытой так, чтобы Маргоша непременно слышала его кряхтение и тяжёлые вздохи. Алексей до конца ещё не верил в то, что остаётся один в трёхкомнатной квартире. Да и как тут поверить, он сроду не жил один, на готовил себе еду, не прибирался. Он абсолютно не приспособлен в быту. Но никого это не волнует. Алексей одинок, несмотря на то, что два раза был женат и имеет сына и дочь. Всю свою жизнь Алексей не задумывался о том, как страшно одиночество. Наоборот, ему всегда все мешали. Своих домашних Алексей воспринимал как неизбежное зло. Он срывал на них раздражение, повышал голос. Да что теперь говорить, он ещё и не чурался рукоприкладства. Зачем Алексей это делал, теперь и не скажешь… Тягостные его раздумья были прерваны звуком захлопнувшейся двери. Ушла! Оставила его одного. Алексей продолжал лежать, наблюдая за тем, как опускается вечер, как стихает шум на улице. Потом пришла ночь, и настойчивый свет фонаря уставился в окно. Алексей громко вздохнул и закрыл глаза, надеясь уснуть.