Выбрать главу
* * *

Первое стихотворение я написала, когда мне было 11 лет (оно было чудовищным), но уже раньше отец называл меня почему-то «декадентской поэтессой»…

* * *

…Стихи начались для меня не с Пушкина и Лермонтова, а с Державина («На рождение порфирородного отрока») и Некрасова («Мороз, Красный нос»). Эти вещи знала наизусть моя мама.

Училась я в Царскосельской женской гимназии. Сначала плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно.

В 1905 году мои родители расстались, и мама с детьми уехала на юг. Мы целый год прожили в Евпатории, где я дома проходила курс предпоследнего класса гимназии, тосковала по Царскому Селу… Отзвуки революции Пятого года глухо доходили до отрезанной от мира Евпатории. Последний класс проходила в Киеве, в Фундуклеевской гимназии, которую и окончила в 1907 году. …Все это время (с довольно большими перерывами) я продолжала писать стихи, с неизвестной целью ставя над ними номера.

Я поступила на Юридический факультет Высших женских курсов в Киеве. Пока приходилось изучать историю права и особенно латынь, я была довольна; когда же пошли чисто юридические предметы, я к курсам охладела.

В 1910 (25 апреля старого стиля) я вышла замуж за Н.С.Гумилева.

Анна Ахматова. Из автобиографической прозы
* * *

В молодости Анна Ахматова не любила ни вспоминать, ни рассказывать о своем отнюдь не розовом детстве. Не любила и ранние стихи, они казались ей чудовищными. Настолько чудовищными, что однажды она их сожгла, пощадив лишь несколько стихотворений, посвященных Николаю Гумилеву. Потом, правда, пожалела и попыталась восстановить по памяти сожженные строки.

ИЗ ПЕРВОЙ ТЕТРАДИ

Отрывок

Всю ночь не давали заснуть,Говорили тревожно, звонко,Кто-то ехал в далекий путь,Увозил больного ребенка,А мать в полутемных сеняхЛомала иссохшие пальцыИ долго искала впотьмахЧистый чепчик и одеяльце.
1909
Киев

ЛИЛИИ

Я лилий нарвала прекрасных и душистых,Стыдливо-замкнутых, как дев невинных рой,С их лепестков, дрожащих и росистых,Пила я аромат и счастье и покой.
И сердце трепетно сжималось, как от боли,А бледные цветы качали головой,И вновь мечтала я о той далекой воле,О той стране, где я была с тобой…
22 июня 1904
Одесса
* * *
Улыбнулся, вставши на пороге,Умерло мерцание свечи.Сквозь него я вижу пыль дорогиИ косые лунные лучи.[2]
1908
Балаклава
* * *
Ночь моя – бред о тебе,День – равнодушное: пусть!Я улыбнулась судьбе,Мне посылающей грусть.
Тяжек вчерашний угар,Cкоро ли я догорю,Кажется, этот пожарНе превратится в зарю.
Долго ль мне биться в огне,Дальнего тайно кляня?..В страшной моей западнеТы не увидишь меня.
1909
Киев
* * *
Пестро вертится карусель,И какие-то новые детиИз еще не бывших столетийУкрашают в Сочельник ель.
Из чернового варианта «Поэмы без героя»
* * *

С Колей Гумилевым Аня познакомилась в Сочельник… Мы вышли из дому, Аня и я с моим младшим братом, прикупить какие-то украшения для елки, которая всегда бывала у нас в первый день Рождества. Около Гостиного двора мы встретились с мальчиками Гумилевыми… Встретив их на улице, мы дальше пошли уже вместе, я с Митей, Аня с Колей за покупками.

Валерия Срезневская (в девичестве Тюльпанова).
«Дафнис и Хлоя»

Алмазного сочельника 1903 года никогда не забывал и Николай Гумилев, несмотря на все свои многочисленные любовные приключения. В плане той книги о Николае Гумилеве, человеке и поэте, которую Ахматова не успела окончить, главка о начале их отношений обозначена так: «Дафнис и Хлоя (Царскос<<ельская>> ид<<иллия>>)».

Дафнис и Хлоя– образ из посвященного Ахматовой стихотворения Гумилева «Современность» (1911 год):

Я закрыл «Илиаду» и сел у окна.На губах трепетало последнее слово.Что-то ярко светило – фонарь иль луна,И медлительно двигалась тень часового.
Я так часто бросал испытующий взорИ так много встречал отвечающих взоров,Одиссеев во мгле пароходных контор,Агамемнонов между трактирных маркеров.
Так, в далекой Сибири, где плачет пурга,Застывают в серебряных льдах мастодонты,Их глухая тоска там колышет снега,Красной кровью – ведь их – зажжены горизонты.
Я печален от книги, томлюсь от луны,Может быть, мне совсем и не надо героя…Вот идут по аллее, так странно нежны,Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.

ЗАБЫТОЕ ЧЕТВЕРОСТИШИЕ

Глаза безумные твоиИ ледяные речи,И объяснение в любвиЕще до первой встречи.[3]
1909(?)
* * *
По полу лучи луны разлились.Сердце сразу замерло, зажглось,И блаженно пальцы опустилисьВ волны светлых, словно лен, волос.
Молния блеснула, точно спичка,И на тусклом небе умерла.В белом платье ласковая птичкаНа кровати у меня спала.
Встрепенулась и сложила руки,Зашептав: «О, Боже, где же Ты?»Голоса пленительные звукиПомню, помню, как они чисты.
<<1909>>

ЧИТАЯ «ГАМЛЕТА»

1

У кладбища направо пылил пустырь,А за ним голубела река.Ты сказал мне: «Ну что ж, иди в монастырьИли замуж за дурака…»Принцы только такое всегда говорят,Но я эту запомнила речь, —Пусть струится она сто веков подрядГорностаевой мантией с плеч.[4]
вернуться

2

По видимости, посвящено Н. С. Гумилеву, который в 1908 году приезжал к Анне Андреевне в Крым, и они наверняка ездили в Балаклаву, где в том году снимала дачу Инна Эразмовна Горенко, мать Ахматовой.

вернуться

3

Николай Гумилев и Анна Горенко познакомились в 1903 году. Их представила друг другу Валя (Валерия) Тюльпанова. Но, судя по всему, Николай, в ту пору гимназист 7-го класса, еще раньше обратил внимание на подругу Валечки – зеленоглазую, черноволосую, сказочной гибкости и худобы грустную диковатую девочку – и, не зная ее имени, окрестил русалкой.

вернуться

4

Плафон знаменитого Одесского театра оперы и балета, восстановленного после пожара 1873 года, в ту пору, когда Анна Гyренко приезжала в Одессу к родственникам, украшали четыре медальона работы венского художника Лефлера, исполненные на темы пьес Шекспира. Роспись, особенно сцены из «Гамлета» и «Двенадцатой ночи», поражала роскошной, прямо-таки королевской пышностью; в причудливом свете не менее роскошных люстр она и впрямь будто струилась с потолка «горностаевой мантией».