— И ты просто вываливаешь это на меня. Почему я слышу об этом только сейчас?
Я откинул простыни и начал ходить взад-вперед. За девять лет работы с Бет я научился распознавать ее тактику, хотя у меня никогда не получалось уклониться от нее.
— Конечно, нет. Они сказали мне только вчера. Правда, Кэл, это не имеет значения. «Нью-Йоркер» – это круто для нас. Это захватывающе. И тот факт, что они хотят включить тебя в номер с темой «2016 год в литературе»...
Она замолчала.
— Ты можешь сказать.
Я остановился перед окном. Утро было бесподобным: солнечный свет, проникая сквозь туман, вспыхивал в желтых осиновых листьях. Я редко просыпался так рано, чтобы застать рассвет. Сон разбудил меня. Я потёр затылок.
— Скажи это, — повторил я. — Это значит, что я каким-то образом все еще популярен.
— Я просто в восторге от того, что переиздание прошло так хорошо. Люди любили твоего нападающего.
— Ты не знаешь, новый журналист – женщина?
— Ты такой бабник, — засмеялась Бет.
Она знала, что выиграла. Она знала, что может разыграть соответствующую карту, чтобы впутать меня во что угодно. Иногда я даже думал, что она знала, что я никогда не хотел прекращать публиковаться, что я отчаянно боялся быть забытым. Моя успешная литературная карьера зависела от успеха трех романов. Буду ли я все еще на полках через десять лет? Через тридцать?
— Честно говоря, я не знаю, — продолжала Бет, — но я сказала им, что ты предпочитаешь женщин.
— Хорошо.
Я был уверен, что редактору это понравилось, но мне было все равно.
— Мы поговорим после вашей встречи, — сказала Бет.
— Я напишу на почту.
— Отлично. Держи меня в курсе.
Мы разъединились, и я уставился в окно. Память о сне продолжала пульсировать во мне странным отголоском, вызывая тошноту.
Я пропустил утреннюю пробежку, принял душ и застелил кровать. Я едва был в состоянии совершать эти действия. Может быть, сон сыграл лишь малую роль в моем настроении, но несчастье было для меня главным ориентиром. Я думал о своих книгах. Я думал о своей жизни и сопротивлялся этому. Я буду публиковаться, говорил я себе. Я сделаю это, и к черту последствия. Потом я вздрогнул, и ярость подкатилась к горлу, как желчь.
Я надел темные джинсы и черный свитер, что соответствовало моему настроению. Иногда по утрам, когда пил кофе и погружался в книги, я чувствовал себя почти хорошо. Литературный труд погружал в забвение, которое уносило меня из реальности потоком моего воображения. Однако в тот день мне пришлось ждать журналиста и думать о своей мечте, а звонок Бет и ее комментарии загнали меня в ловушку моих страданий. Я не мог ничего сделать для своей карьеры, и ужасное чувство бесполезности поднималось во мне, яростно царапая нутро.
Я взял кофе и Библию за письменный стол, позволив изношенной книге открыться на Псалме. Глаза бродили по странице в поисках утешения. Я всегда находил что-либо малое, за что можно было ухватиться. Небольшое подтверждение, что после этой жизни придет иная – без боли, страха, ненависти или вины.
Я представлял себе Рай как поле, где однажды проснусь в теплой высокой траве и увижу мужчину, сидящего поодаль. Он будет охранять меня и смотреть на пейзаж. Я бы просыпался медленно, абсолютно счастливый, и когда был бы готов, то поднимался бы и шел к нему. Я бы провел остаток вечности в той летней стране.
Солнце взошло высоко в небо, пока не стало попадать мне в глаза. Тогда я закончил читать и к полудню услышал шум колес на дороге.
Глава 2
Майкл
Я бросил гигантскую книгу на стол. Она была настолько нелепо толстой и тяжелой, даже в мягкой обложке, что по инерции улетела вниз с края. Она упала в собачью лежанку Фурио и стукнула его по голове. Пес проснулся с визгом и побежал по паркету, смешно скользя и царапая его.
Я убежден, что корги (Прим. пер.: корги – порода собак) никогда не могут выглядеть серьёзно.
— Ну, отлично, — пробормотал я, чистя зубы. Я присел и провел рукой по голове Фурио. — Ты в порядке? Прости за это. Вини во всем Калеба Брайта и его энциклопедические романы.
Я прополоскал рот и поспешил обратно к столу. Склонился над ноутбуком и напечатал строчку «Я убежден, что корги не могут выглядеть серьезно, делая что-либо» и подумал о посте в блоге, который мог бы из этого получиться. Я мог бы сделать его премиленьким. Прикрепить фото шалостей Фурио. Я мог бы даже затронуть эту серьезно-сентиментальную сторону, касающуюся настоящих дружеских отношений с собаками.