Я также изучил самую последнюю фотографию, которую нашел в интернете. Это была автограф-сессия в 2010 году. Высокий темноволосый мужчина, загорелый и неулыбчивый. С темными и серьезными глазами. Хотя он и пожимал руку читателю, но смотрел на того, кто фотографировал.
— Нервный, — проговорил я в тишине своего джипа. — Он просто нервничает, а люди, которые чувствуют тревогу, как загнанные в угол животные.
Но я покажу ему, что не хочу причинить вред. Я буду подходить медленно, подняв руки вверх, и он научится доверять мне. Он расскажет мне, что вызывает у него улыбку, а что беспокоит; почему он приехал в Колорадо, когда вся его семья живет на Восточном побережье; и почему оставил грандиозную литературную карьеру и внезапно исчез.
Тогда я бы написал интервью настолько хорошо, что крупные журналы умоляли бы меня писать для них статьи еще долгие годы.
(Эта цитата о самых тщательно продуманных планах уместна здесь.)
Несмотря на опасения Николь, Google Maps отображало все дороги, ведущие к дому Калеба Брайта. Я поехал на север, потом на запад в горы, и опустил окно, чтобы впустить осенний воздух. Пахло кострами. Был конец сентября, то время, когда осина меняет цвет листьев, и я непременно замерз бы без куртки.
Я проигрывал в голове первые строки, когда подъехал к длинной грунтовой дороге.
«В сентябре дорога к Красным Перьям усыпана золотыми листьями...»
Слишком слащаво.
«Калеб Брайт живет вдали от проторенных дорог...»
Банально.
«Я вспотел, подъезжая к...»
Нет. Только не начинать с запахов тела.
«Первое, что вы увидите, когда доберетесь до дома Калеба Брайта, – это озеро».
Озеро было широкое и чистое, и в тот день отражало ледяную синеву неба, почти аквамариновую тень, и ярко-желтые листья сотен осин, которые окутывали холм и частично скрывали дом.
Бревенчатый дом идеально вписывался в сельскую местность. Я не видел никаких других домов или причалов вокруг озера или где-либо в поле зрения. Это означало, что автору принадлежало все вокруг. Эта мысль меня нервировала. Здесь была его территория, и я чувствовал себя маленьким на этой огромной площади.
Когда я вылез из машины и направился по дорожке, у меня появилось ясное ощущение, что за мной наблюдают. Движение у окна привлекло мое внимание. Я оглянулся и полетел кубарем, земля ушла из-под ног, вспышка боли затопила разум.
Глава 3
Калеб
Я прошел через гостиную, отодвинул занавеску, и похолодел. Краска схлынула с моего лица.
Журналист не был ни женщиной, ни даже мужчиной. Может, он вообще не был журналистом. Он выглядел как один из неопрятных молодых писателей, которые иногда оказывались в моем доме, словно это была Мекка, и будто их паломничество заканчивалось чем-то бо́льшим, чем захлопнутая перед лицом дверь.
Но меня поразил не юный и неряшливый внешний вид.
Нет, парень был призраком из прошлого. Здесь, в одиночестве, в этом отдаленном месте, несчастный я наконец-то сошел с ума.
Я тут же подумал, что это хорошо, и отголосок сна снова пощекотал мой затылок. Безумие, как и смерть, – своего рода свобода, где разум освобождается и сбегает.
Крик напугал меня.
Мужчина упал ничком на дорожку, в последнюю секунду выставив вперед руку. Ноутбук выпал, стукнувшись о плитку, а журналист свернулся в клубок и обхватил голову. Я застыл на мгновение. А затем дернулся, открывая дверь.
— Что Вы здесь делаете? — накинулся я. Мое сердце колотилось в груди, а руки дрожали.
Он медленно развернулся, опираясь о дорожку, и посмотрел на меня.
От того, что́ он увидел, его челюсть отвисла.
— Кто Вы такой? — потребовал я, выкрикивая слова.
Его глаза были красными, в них плескались боль и смущение, кровь текла из пореза на скуле.
— Простите, — промямлил он. Я прижался к двери, держась подальше от журналиста. Он подполз к ноутбуку и поднял его. Дрожащей рукой прикоснулся к ране на щеке. — Черт.
Сморщившись, он неуверенно поднялся на ноги. Посмотрел на свои окровавленные пальцы, затем на меня. Я практически видел, как мысль о приветственном рукопожатии испаряется, оставляя после себя неловкую пустоту.
— Что Вам нужно? — спросил я.
— Я… меня зовут Майкл Бек. Я из журнала «Нью-Йоркер». — Его рука дернулась, и ему потребовалось немало усилий, чтобы не протянуть ее.
Я отступил к дому.
— Правда? Как мне это выяснить?
Румянец расползся по всему его лицу.