- Колька, - сказал Серёжка, - Пушкину больше не наливать.
- Наливать, - рявкнул я.
- Ига, - Руслан приобнял меня за плечи, - ты чего? Даже я ещё трезвый.
- Да пойми ты, Русланчик! - Я чуть не плакал. - Мы все пытаемся запереться в свой маленький умишко, а от всеобъемлющего, Высшего Разума бежим, как от чумы.
Что ж мы за малодушные животные такие?
- Если б животные, - вздохнул Русланчик. - Мы - люди.
Если бы мы были одни, я бы, наверное, поцеловал его. Русланчик единственный на свете понимал меня.
- Ага, так я и думал, - удовлетворённо кивнул Серёжка. - Игорь Матушинский снова оседлал любимого конька. Слушай, этот твой Высший Разум под водку не очень-то идёт. Предпочитаю кильки. Даже не постигая их.
Колька заржал.
- Задай своему мерину овса, - хмуро буркнул я.
- Стремимся к высшему, оскрбляя ближнего? - съязвил Серёжка. - Ну-ну.
- Колька, извини, - сказал я.
- А за что? - удивился Колька.
- Он извинит, извинит, - успокоил меня Серёжка. - А теперь послушай, Игорёчек:
вот это стул, на нём сидят; вот это стол, за ним едят. Прочее меня не интересует - о столе во всяком случае.
- Сожалею, - сказал я.
- Впрочем, если тебе интересно знать, кто сострогал этот стол, могу сообщить - наш кладбищенский плотник, покойный, кстати. Скончался, выпив мебельного лаку.
Похоронен по месту работы. Чуть позже покажу его могилку. Ну что, приобщило ли это тебя к Высшему Разуму?
Я только рукой махнул.
- Правильно, - согласился Серёжка, - чего со мной, дураком, разговаривать.
Колька, наливай.
Колька опорожнил вторую бутылку и содрал закрутку с третьей. Руслан, пропустивший несколько кругов, на сей раз также подставил свой стакан.
- Напьёшься же, - предостерёг я его.
- Прикажешь эти разговоры трезвым выслушивать?
- О Высшем Разуме?
- О Пьяном Плотнике.
- Напились, - горько сказал Серёжка. - Нет, Николай, нет у них, белокостных, нашей с тобой рабочей выучки.
- Да уж! - Колька напыжился павлином.
- Сведём их, что ль, на свежий воздух?
Покрасневший от счастья Колька кивнул.
- Ну что, гопода. - Серёжка отставил допитый стакан в сторону. - Имею предложить вам небольшую экскурсию на свежий воздух, где вы ознакомитесь с красотами вверенного мне кладбища.
- Спасибо, - сказал я. - Особого желания не испытываю.
- Присоединяйтесь, присоединяйтесь, господин поэт. Если уж вы обыкновенный стол удостоили таким интересом, зачем же пренебрегать бывшим человеческим материалом?
Пошли, пошли, скучно не будет.
Мы оделись - я с неохотой - и вышли из тёплой сторожки на холодный ноябрьский ветер, в который уже вплетались одинокие колкие снежинки. Экскурсовод Серёжка шёл впереди с мощным фонарём.
- Не бойтесь, - приговаривал он, - я не собираюсь показывать вам все надгробья.
Только своих фаворитов. Видите вон тот памятник в виде пропеллера? Пропеллер, между прочим настоящий, от самолёта. Неудачная посадка - зашёл по ветру. Сам же дурак, и виноват. И сорока не было. Жена осталась, детишки... Теперь скорбят надписью на памятнике. У нас тут всякие - и генералы, и композиторы, и алкоголики... Во, кстати. - Он ткнул пальцем в скромную могилку, изрядно заросшую увядшим лопухом. - Плотник мой. Тот Самый. Кузнецов Роман Петрович, 1931-1984. Уж пять лет, как помре. Жены-детей не имел, ухаживать за могилкой некому. Поставили за счёт кладбища как проработавшему на нём бессменно тридцать лет. Овладел ремеслом, в армию сходил - и сразу сюда. Надписей, естественно, никаких сами понимаете, глупо бы выглядело: "Незабвенному Роману Петровичу от скорбящей дирекции кладбища".
- Завязвывай, Серёжка, - поморщился Руслан.
- А чё? - нахально удивился Серёжка. - Я, между прочим, единственный, кто оказвает этой могилке хоть какие знаки внимания.
- Какие?
- А такие. - Серёжка нагнулся, раздвинул рукою заросли лопуха и достал оттуда бутылку водки. - Я её здесь всегда нычкую. Напарник Корнеич такая сука - хоть ты где в сторожке спрячь - через три стены учует, найдёт и выпьет. А Роман Петрович - тот уж больше ничего не пьет - после мебельного лаку завязал.
У меня, честно говоря, мороз прошёл по коже. Русланчик прижался ко мне и дрожал, как щенок. Даже Кольке, кажется, было не по себе.
- Ну что, пацаны. - Серёжка содрал с бутылки закрутку. - Выпьем прям здесь, прям из горла за упокой души Кузнецова Роман Петровича, 31-84?
- Ну тя на хер, - сказал я. - Пошли, Руслан.
- Серёг, мож того её, в сторожке у тебя выпьем? - робко спросил Колька.
- Как угодно. Я свою порцию выпиваю здесь. - Серёжка приложился к бутылке и отпил ровно четверть. - Спи спокойно, дорогой плотник. - Он передал бутылку Кольке. - Пей.
Колька взял бутылку и направился к сторожке. Мы с Русланом зашагали вслед, но не к сторожке, а на выход. Угрюмо распрощались с Колькой и покинули кладбище через те же центральные ворота.
Автобуса ждали молча - настроение было пакостным и разговаривать не хотелось.
Людей на остановке, кроме нас, не было - кому охота тащиться в кладбищенскую глушь в будний день по такой погоде. Наконец, автобус подошёл, мы зашли и сели у окошка друг против друга. Руслан прислонил голову к оконному стеклу, рассматривая невидимые снежинки. Двери закрылись, атобус тронулся. От встряски Русланчик слегка ударился головой о стекло, потёр ушибленное и почему-то глянул на меня с какой-то полувиноватой улыбкой. Я улыбнулся ему в ответ.
- Ничего, - сказал он, слегка коснувшись своею рукою моей, - сейчас приедем домой, гори оно всё огнём, и всё будет хорошо.
- Обязательно, - кивнул я. Слова вылетали из меня, точно сами по себе. - Обязательно всё будет хорошо. Так хорошо, как нам с тобой и не снилось.
И действительно - нам пока и не снилось. Не снилось в последний вечер.
* * * - Кондрашов, Рябинин, Матушинский, Ибрагимов! - Голос Зои Александровны трепетал от негодования. - Лессе ву ля кляс!
- Чево? - Колька повернул к Серёжке свою широкую ряшку.
- Любимая учительница французского предлагает нам выйти прогуляться. С вещами.
- Возьмите вещи и к директору на выход - шагом - марш! - Некрасивое лицо Зои Александровны пылало от гнева.
- С вещами на выход, - вставил Руслан. - Пацаны, а ведь с этими словами освобождают из тюрьмы.
- Ибрагимов! - взвизгнула Зоя Александровна, - На твоём месте я бы не ёрничала, а подумала бы, как объяснить директору синяк под глазом. Совсем обнаглели!
Устроить драку перед кабинетом классной руководительницы за минуту до урока!
- Но, согласитесь, драка была честная - двое на двое, - сказал я.
- Матушинский, а от тебя я вообще ничего подобного не ожидала! Мальчик из интеллнгентной семьи, мать - учительница, один из лучших в группе по французскому...
- А, может, у меня французско-мушкетёрская страсть к дуэлям?
- Все четверо - вон из класса. К директору. Объясняйте ему, какие у вас страсти!
Колька, Серёжка, Русланчик и я взяли свои портфели и поплелись на выход... с вещами.
- Ну, и чё скажем директору? - спросил Колька в коридоре. - Небось, нафискалите?
- Да пошёл ты, ещё на тебя фискалить, - огрызнулся Руслан, потирая глаз.
- Сам пошёл! - вспыхнул по-новой Колька. - Снова в глаз захотел?
- Колян, успокойся, - угомонил его Серёжка.
Колян немедленно успокоился. Каждое слово Серёжки было для него приказом.
- А и правда, пацаны, что мы скажем директору? - Серёжка повернулся к нам с Русланом.
- Не ваша забота, - буркнул я. - Говорить будем мы.
- А спрашивать будут всех.
- Тебя-то, дурака, спрашивать ни о чём не будут.
- Хочешь опять подраться? - Колька с готовностью почесал кулаки.
- Остынь, Колян. Перед директорским-то кабинетом не будем устраивать драки.