Глава четырнадцатая
— Опять посыпал, — прошептала Нигора, ощутив на кончике носа маленькую холодную каплю. Она бросила взгляд на фонарь, раскачивавшийся на столбе у больницы: снежные искорки, словно рой мошек, кружились в танце на свету. Нигора прибавила шагу. Мать, наверное, ждет, нетерпеливо поглядывая на часы. Никак не хочет понять, что здесь же не город, на вызовы приходится ходить из одного конца кишлака в другой.
Когда сильный, пронизывающий ветер чуть не сбил ее с ног, поняла, что глиняные дувалы по обе стороны дороги остались позади, а вокруг — открытое поле. Почему-то подумалось: как обидно, еще недавно это поле цвело, было мягкое и зеленое, как одеяло. На минуту даже показалось, что в лицо пахнуло запахом цветущего клевера.
Нигора пыталась разглядеть деревья на той стороне поля, но впереди было все так же темно и пусто. Ей стало не по себе. Пожалела, что не пошла берегом арыка, хотя там дорога длиннее. Сзади кто-то кашлянул. «Наверное, показалось», — решила Нигора и продолжала идти. Но теперь уже явственно кто-то произнес ее имя. «Шербек! Это его голос!» Нигора постаралась заглушить в себе мгновенно вспыхнувшую радость и, обернувшись, спокойно ждала, когда он приблизится.
— Смотрю, вы одна... в такой поздний час... — нерешительно начал Шербек.
— Благодарю за внимание, — едко бросила Нигора.— У вас дело к моему отцу?
— Нет... К вам дело есть, — сказал Шербек возбужденно.
— Мое рабочее время кончилось. Заходите завтра.
— На завтра откладывать нельзя. Дело, которое нужно решить сегодня.
— Очень срочное?
— Очень!
Нигора почувствовала, что Шербек начинает злиться.
— Слушаю вас, — сказала она, остановившись.
— Мать больна.
— Ой, что с ней?
— Что с ней — вы должны знать...
Нигора почувствовала иронию в голосе Шербека.
— Мать моя вас очень любила, а вы, Нигора... погнали ее с позором со своего порога.
— Не говорите так.
— А как же мне говорить? В чем виновата бедная старушка? Ее вина в том, что она любит вас и меня?
— За ней никакой вины нет. Во всем виноваты вы.
— Нигора! Неужели вы поверили сплетням?!
— Вы заставили поверить!
— Что я такого сделал...
— Почему же, если все это сплетни, вы не встретились со мной и не рассеяли сомнения? А эти разговоры я слышала еще, когда Мухаббат была в кишлаке, а Кузыбай в горах. Если все это ложь, то вы бы хоть подумали, почему Нигора расстроена, почему избегает встретиться с вами. Но у вас не нашлось на это времени, а может быть... может быть, вам стыдно было посмотреть мне в глаза. Чтобы прекратить эти разговоры в кишлаке, вы послали свою мать свататься...
— Нигора! Неужели вы и правда так думаете?! — В голосе Шербека было такое отчаяние, что Нигора немного смягчилась.
— Я понимаю, что не могу никому запретить любить вас. Да и вы сами... можете любить кого угодно. Я же могу только ревновать, плакать, защищать про себя или открыто свою любовь.
— Нигора, родная, верьте мне, — Шербек с силой притянул к себе девушку, стал целовать ее глаза, искал губы.
— Верила, но... — Нигору обжигало горячее дыхание Шербека, в эту минуту она готова была простить ему все, поверить горячим клятвам, но вдруг молнией пронизала мысль: «Может быть, вот так же целовал он ту, другую, а теперь хочет разжалобить меня...»
Как-то летом, проходя мимо дома Мухаббат, она услышала песню. Женский голос пел о парне, которого зовут Шер[45], и сам он как лев, всех парней за пояс заткнет. Нигора тогда не выдержала, заглянула за дувал и увидела Мухаббат.
Сейчас эта сцена возникла перед ее глазами. Она резко отшатнулась от Шербека и молча пошла вперед.
Когда миновали клеверное поле и вышли к берегу арыка, Нигора распрощалась. На мосту обернулась. В темноте уже едва можно было различить неподвижную фигуру Шербека.
Шербек не помнит, сколько времени стоял он так. Вокруг было тихо, печально падал снег.
Направляясь назад по клеверному полю, он машинально стал искать следы Нигоры. Но их давно замело. Огни в кишлаке погасли, словно их тоже замело снегом.
Чтобы не разбудить мать, он на цыпочках прошел веранду и вошел в свою комнату. Нет, зря он так старался: не успел зажечь свет, как дверь неслышно отворилась.
— Ой! А я думал, что вы уже перешли ко второму сну! — с наигранным весельем сказал Шербек.
— Блюдо из теста хорошо есть вовремя, иначе слипнется, — сказала Хури-хала и поставила на стол касу с лагманом и чайник.
Шербек понял, что мать недовольна, и, словно ничего не понимая, пошутил: