С Мари мы расстались у входа. Управляющий увёл её к мастерским, что располагались ближе к реке. Решив попозже сходить узнать, как она устроилась, я попросила горничную принести горячей воды, чтобы ополоснуться.
Подав целый ворох пушистых полотенец, горничная, полная женщина средних лет, приветливо улыбнулась.
«Добро пожаловать, госпожа! Если вам что-нибудь понадобится, я к вашим услугам в любое время».
Не нравилась я ей страшно. «Ещё одна обедневшая принцесса. Приехала набиваться в фаворитки. Пугало драное!»
Вот так, примерно. Нет, мыслей я не читаю! И понять что-то по приветливой глуповатой физиономии служанки было бы невозможно, если бы не способность улавливать чужое настроение и чувства, даже тщательно маскируемые. Меня обсыпало мурашками холода, от неприязни этой тётки. И не столь она глупа, как пытается казаться!
Осмотрись, сказал дядюшка… Уж не это ли он имел ввиду? Не для этого ли вызвал племянницу-эмпата – понять, кто искренен, а кто нет, если даже горничные умеют скрывать чувства почище карточного шулера… Только не от меня! Впрочем, вряд ли. За годы служения короне он, наверняка, ничуть не хуже меня научился определять, кто и чем озабочен.
Я протянула ей серебряную монетку и улыбнулась как можно простодушнее.
«Не подскажете ли адрес добросовестной портнихи? Я бы хотела обновить кое-что из гардероба».
Тётка слегка расслабилась. «Подскажите адрес» – значит, не принцесса, даже обедневшая. Та бы потребовала портниху к себе, не унизившись личным визитом!
«На улице белошвеек живёт Амелия Хорн. Она лучшая в своём ремесле».
«О, благодарю вас! Знаете, я так теряюсь и в городе, и в вашем дворце. После нашей провинции, здесь всё кажется таким блистающим и огромным! Вы позволите обращаться к вам за помощью, если что?» – и я протянула ей ещё одну монетку.
«Конечно», – снисходительно улыбнулась горничная. Ну, вот, первый шаг сделан. Мы ещё не подруги, но уже не враги. Кто всегда знает обо всём больше и лучше всех? Прислуга!..
Потом я с наслаждением помылась, раскинув руки, упала на огромную кровать с прохладным шёлковым бельём и перевела дух. Как хорошо!..
Вечером съездила на улицу белошвеек, купила несколько готовых туалетов и заказала у Амелии Хорн пару новых платьев.
Поужинав и немного поболтав с горничной, решила перед сном прогуляться и вышла в парк.
Подсвеченные встающей луной облака живописно перечеркнули небо призрачными дорогами. Пути меж звёзд…
Ночные цветы пахли пряностями, деревья чуть шелестели листвой, – в такую ночь только стихи слагать и серенады слушать, а не бродить одной неизвестно где. Впрочем, королевский парк – не разбойничий лес! Да и я почувствую присутствие любого раньше, чем он сам поймёт, в какую сторону хочет пойти.
«Добрый вечер!» – негромкий приятный голос совсем рядом заставил меня подпрыгнуть от неожиданности.
«Я напугал вас? Прошу простить».
Напугал – не то слово!
«Просто не думал, что вы так глубоко задумались. Хотя сегодняшний дивный вечер и впрямь располагает к раздумьям».
«Э-э-э… да, наверное».
Что-то странное и непривычное я чувствовала, обволакивающее, лишающее сил. Причём это были мои собственные ощущения, а не «подслушанные» чужие. Я помню, когда впервые на меня обрушились чужие эмоции и чувства – это было лет в семь – думала, сойду с ума от непонятных страданий, ничем явно не вызванной радости, горя по кому-то ушедшему, чьей-то любви… Всё было не моим, но я чувствовала, слышала, переживала всё со всеми. Не могла объяснить, что со мной происходит, кричала от чужой боли, плакала и смеялась. Почти непрерывно. Матушка приглашала сначала лекарей, потом священника…
Даже во сне первое время я не находила покоя. Сны – это ведь тоже эмоции. Я видела много странного, – всего, что снилось окружающим людям, и наутро просыпалась уставшей и разбитой. Это был самый нелёгкий период в жизни.
Но постепенно научилась отстраняться от того, что кипело в душе, наполняло её. Знавшие меня удивлялись, как ребёнок может стать вдруг таким холодным, никого не любить, никому не сочувствовать. А я просто боялась, боялась, что чувства могут вдруг оказаться не моими. Где там я? Совершенно себя потеряла. Но, наверное, Перводева вняла молитвам, потому что и это миновало. Я обрела способность отделять чужие эмоции, блокировать их, когда нужно, хоть это и требует определённого напряжения сил и собранности. Ничего, привыкла.
Так вот то, что испытывала сейчас, было именно моим, не привнесённым извне, и непонятным в своей силе, было необъяснимым и немотивированным. Может, я заболела?
«Не будете против, если я нарушу ваше одиночество? Ненадолго».