– Где? – переспросил Данбар.
– Да прямо на крыльце! Торчит там, бесстыжая, как Иезавель.
Стюарт, который заодно с женой и сестрой Макинтайра составлял всю паству проповедника, тоже повернулся к своему духовнику:
– С чего вам взбрело в голову заявить такое, проповедник?
– Из-за штанов, – провозгласил Макинтайр. – Ибо сказано в Откровении: в последние дни явится нам блудница вавилонская, в штаны обряженная.
Мужчина с угрюмым лицом по фамилии Росс, не расположенный выслушивать причитания Макинтайра, смерил проповедника таким взглядом, словно тот был шимпанзе, забредшим в лагерь и несущим сущую околесицу.
– Я много раз читал Откровение, Макинтайр, – проворчал наконец Росс, – и как-то пропустил этот стих.
– Его нет в Библии короля Якова, – парировал Макинтайр, – но в греческом оригинале он имеется.
– А ты греческий знаешь, что ли? – фыркнул Росс. – Потрясающее достижение для парня, который даже на родном английском ни строчки не прочтет.
– Это верно, – сквозь зубы процедил проповедник, – сам я по-гречески не обучен, но слыхал от тех, кто читывал.
– «Читывал»… – повторил Росс, качая головой.
Снайпс вынул изо рта чубук трубки из корня вереска, чтобы вступить в разговор. Его парусиновый комбинезон был настолько изношен и залатан, что изначально синяя расцветка осталась лишь смутным воспоминанием, фоном для новых оттенков, не нашедших особенно удачного сочетания со старым. Наряд бригадира пестрел множеством желтых, зеленых, красных и оранжевых заплат. Полагая себя человеком образованным, Снайпс утверждал, что, поскольку в природе яркие контрасты окраса служат для других существ предупреждением об опасности, броские цвета его рабочего одеяния не только отпугнут хищников, больших и малых, но с тем же успехом смогут отвести падение сучьев и удары молнии. Теперь же Снайпс задумчиво подержал перед собой трубку, а затем поднял голову и заговорил.
– В каждом языке мира – свои тонкости, – веско заметил он и, казалось, был готов развить эту мысль, но Росс остановил бригадира, подняв ладонь.
– Вот и результаты подсчета, – сказал он. – Приготовься вывернуть карманы, Данбар.
Забравшись на ясеневый пень, Кэмпбелл выудил из кармана плаща блокнот. Разговоры постепенно смолкли, и среди лесорубов воцарилась тишина. Кэмпбелл не бросил ни единого взгляда на свою аудиторию – ни на работников, ни на хозяев. Даже начав говорить, он не оторвал глаз от блокнота, будто уже в самый момент вынесения вердикта не желал дать кому-то повод оспорить его беспристрастность.
– Миссис Пембертон одержала победу с перевесом в тридцать досковых футов, – провозгласил он и без дальнейших комментариев удалился.
Люди стали расходиться; те из них, кто, подобно Россу, поддержал пари и выиграл, шагали заметно бодрее проигравших. Вскоре у строения конторы остались только те, кто наблюдал за оглашением результатов с крыльца.
– Предлагаю отпраздновать это событие глотком нашего лучшего виски, – объявил Бьюкенен.
Он и Уилки последовали за доктором Чейни и Пембертонами внутрь. Пройдя через помещение конторы, они вошли в комнату поменьше – с баром у стены и четырнадцатифутовым обеденным столом в центре, вокруг которого была расставлена дюжина капитанских кресел[7] с мягкой обивкой. Тут также имелись сложенный из галечника камин и окно. Зайдя за барную стойку, Бьюкенен водрузил на лакированную деревянную столешницу бутыль «Гленливета» и содовую воду. К ним он добавил, вынув из-под стойки, пять стаканов стекольной мануфактуры «Стойбен» и наполнил серебряное ведерко ледяной стружкой из ящика.
– Я называю это помещение своей послеоперационной палатой, – признался Серене доктор Чейни. – Сами видите, оно неплохо оснащено всеми вариациями алкогольных напитков, что я нахожу вполне достаточным для нужд медицины.
– Другая послеоперационная палата доктору Чейни без надобности, ведь пациенты нашего доброго доктора редко выкарабкиваются, – отметил Бьюкенен из-за стойки бара. – Предпочтения этих прохвостов мне известны, но что налить вам, миссис Пембертон?
– То же самое.
Все уселись, не считая Бьюкенена. Серена изучила столешницу, проведя пальцами левой руки по ее поверхности, и уважительно заключила:
– Цельный срез каштана. Дерево срубили где-то неподалеку?
– В этой самой долине, – подтвердил Бьюкенен. – Сто двенадцать футов вышиной. Крупнее мы пока не встречали.
Оторвав взгляд от стола, Серена огляделась вокруг.
– Боюсь, наш салон довольно аскетичен, миссис Пембертон, – извиняющимся тоном произнес Уилки, – но удобен и в своем роде даже уютен, особенно зимой. Надеемся, вы станете трапезничать здесь вечерами, как привыкли поступать мы вчетвером до вашего приезда.
7
Цельнодеревянные кресла с подлокотниками, которые изначально предназначались для командного состава кораблей.