Все еще осматриваясь, Серена согласно кивнула.
– Превосходно, – обрадовался доктор Чейни. – Женский шарм хоть немного скрасит эту унылую обстановку.
Бьюкенен негромко заговорил, передавая Серене ее напиток:
– Пембертон рассказал мне о прискорбной гибели ваших родителей во время эпидемии испанки восемнадцатого года. Но есть ли у вас братья или сестры?
– У меня были брат и две сестры. Все они тоже умерли.
– Из-за эпидемии? – уточнил Уилки.
– Да.
Его усы чуть дрогнули, а слезящиеся глаза потемнели от печали.
– Сколько же вам тогда было, моя дорогая?
– Шестнадцать.
– Я тоже потерял близкого человека в ту эпидемию, свою младшую сестру, – сообщил Уилки Серене, – но расстаться со всей семьей, да еще в таком юном возрасте… Просто не могу себе представить.
– Я сочувствую утратам, но рад, что вам повезло больше. Вся ваша удача теперь на нашей стороне, – пошутил доктор Чейни.
– Это было нечто большее, чем просто везение, – возразила Серена. – Врач сам так сказал.
– Чему же тогда мой коллега-целитель приписал вашу живучесть?
Серена вперила в Чейни прямой взгляд; ее глаза были так же холодны, как и ее тон.
– Он посчитал, что я просто-напросто отказалась умирать.
Доктор Чейни медленно склонил голову, словно бы пытаясь заглянуть под стол, потом пытливо уставился на Серену; густые брови приподнялись на пару секунд, затем опустились. Бьюкенен перенес на стол остальные напитки и тоже уселся. Подняв свой стакан, Пембертон улыбнулся, разряжая сгустившуюся обстановку:
– Выпьем за очередную победу руководства над работниками физического труда!
– Я тоже поднимаю тост за вас, миссис Пембертон, – сказал доктор Чейни. – Сама природа прекрасного пола ограничивает способности к аналитике, скорее свойственные мужчинам, но вам каким-то чудом удалось компенсировать этот недостаток.
Лицо Серены чуть напряглось, но возникшее раздражение столь же быстро исчезло: она смахнула его прочь, словно непокорную прядку волос.
– Муж говорил мне, что вы родом из этих самых гор, из местечка, которое зовется Уайлд-Хог, – обратилась она к Чейни. – Очевидно, ваши воззрения на природу моего пола сложились под влиянием распустех, в обществе которых вы росли, но, смею заверить, женская натура куда многообразнее, чем подсказывает ваш ограниченный опыт.
Словно подтянутые рыболовными крючками, уголки рта доктора Чейни поползли вверх, кривясь в кислой улыбке.
– Ей-богу, твоя невеста даже дерзит остроумно, – пробурчал Уилки, поднимая свой стакан, чтобы выпить за Пембертона. – Отныне в нашем лагере можно будет забыть о скуке.
Бьюкенен принес бутыль виски и поставил ее на стол.
– Вы прежде бывали в этих краях, миссис Пембертон? – спросил он.
– Нет, не доводилось.
– Как вы успели заметить, мы пребываем здесь в некой изоляции…
– В «некой»? – возмутился Уилки. – Временами у меня возникает такое чувство, будто меня сослали на Луну!
– До Эшвилла всего-то полсотни миль, – возразил Бьюкенен. – И в нем имеется своя сельская прелесть…
– Вот уж действительно, – вставил доктор Чейни. – Включая несколько туберкулезных санаториев.
– Вы, несомненно, слышали о поместье Джорджа Вандербильта, – не уступал Бьюкенен, – которое также расположено в той стороне?
– Билтмор действительно впечатляет, – согласился Уилки. – Настоящий французский замок, миссис Пембертон. Чтобы спроектировать ландшафтные работы, из Бруклина специально приезжал Олмстед[8] собственной персоной. Сейчас там живет дочь Вандербильта Корнелия со своим мужем-британцем по фамилии Сесил. Я гощу у них от случая к случаю. Весьма приятная компания.
Уилки сделал паузу, чтобы опорожнить свой стакан и поставить его на стол. Щеки у него румянились от выпитого, но Пембертон ясно видел, что именно присутствие Серены делает его делового партнера словоохотливее обычного.
– Сегодня я услышал фразу, достойную твоих заметок, Бьюкенен, – продолжал Уилки. – Двое рабочих у пруда, обсуждая какую-то драку, упомянули, что один боец «оперил» другого. Подразумевая, очевидно, нанесение значительного урона.
Бьюкенен достал из внутреннего кармана пиджака перьевую авторучку и блокнот в черном кожаном переплете, где прилежно вывел на странице: «оперить» – и сопроводил слово вопросительным знаком. Подув на чернила, захлопнул блокнот.
– Сомневаюсь все же, чтобы выражение восходило к Британским островам, – сдвинул брови исследователь диалекта. – Вероятно, мы имеем дело лишь с просторечием, как-то связанным с петушиными боями…
8
Фредерик Ло Олмстед (1822–1903) – родоначальник американской ландшафтной архитектуры, журналист, общественный деятель.