Володя сложил тетради и письма в ящик стола, согрел чайник. Есть не хотелось. Он выпил пустого чаю и лег. Сон не шел. Он думал о том, как легко обмануть его жалкой крохой внимания. Андрей… Ему показалось, что кто-то искренне заинтересовался его судьбой, кому-то есть до него дело. На самом деле его просто использовали, нагло использовали… Да еще – кто! Убийца! Володе не хотелось верить в это, но факты говорили сами за себя.
Усталость брала свое, дремота накатывала волнами прибоя. Сквозь сон ему послышался какой-то скрип в коридоре, чуть слышный шорох. Сознание скользило на грани яви и сна, и непонятные звуки вписались в канву зарождающегося сновидения. Вдруг какая-то тяжелая душная тьма навалилась на него. Володя пытался вздохнуть, крикнуть, позвать на помощь – безуспешно. Воздуха не было. Легкие разрывались от боли. Из всех мыслей и желаний осталось одно: воздуха! воздуха! В нем не осталось ни одной человеческой мысли – только животное бессознательное желание жить, дышать. Последнее желание.
Убийца еще несколько секунд подержал подушку. Володины руки перестали судорожно бить по одеялу. Убийца подхватил тело под мышки и потащил в ванную. Ванна в ржавых потеках и облупившаяся краска на стенах вызвали у него гримасу омерзения. Он торопливо раздел труп, перевалил его через край ванны, открыл краны. Принес из комнаты тапочки, поставил их в подходящее место. Снова вернулся в комнату, поправил постель, устранив следы борьбы и агонии. Надо было снова зайти в ванную, убедиться, что там… порядок, полный порядок, но он не смог заставить себя сделать это. Он остановился у входной двери, осмотрелся, снял тряпочные перчатки, надел кожаные, порадовавшись, что в свое время не поленился смазать замок, выглянул на площадку и побежал вниз, захлопнув дверь. Теперь быстрее, быстрее отсюда. У него было еще одно дело и всего один час. Идти приходилось пешком. Переходя мост, он выбросил в Неву пакет с ключом и перчатками.
Надежда плохо спала в эту ночь, ворочалась, что-то давило грудь, под утро приснилась Алена, бледная, худая, в каком-то балахоне. Решив вечером звонить дочери, она помчалась на работу. Бросила сумку, причесалась, разбросала по столу бумаги в живописном беспорядке. Наконец собралась к Володе.
Надежда открыла дверь Володиного сектора, и первой, кого она увидела, была заплаканная Элка.
– Ох, Надя, ты представляешь, какое несчастье!
– Что? – спросила Надежда, еле шевеля помертвевшими губами.
– Володя-то Тихонов умер.
– Умер?
– Утонул в ванне. Поздно было, он, видимо, заснул, ну и захлебнулся. Только что соседка его звонила.
Надежда почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног. Она пошатнулась, ухватилась рукой за приборную стойку.
– Надь, ты чего? Ты так расстроилась, вы же едва знакомы были, – теребила ее испуганная Элка.
– Это от неожиданности. Как же все случилось?
– Соседка снизу в пять утра пошла в туалет, смотрит – вода с потолка в ванной капает. Пока мужа разбудила, пока они оделись, побежали наверх – не открывает он. Тут вся площадка собралась, топором дверь взломали, а он в ванне лежит уже давно мертвый, холодный весь.
Элка всхлипнула.
– Вот, потому что один жил, жениться не хотел. Мы уж ему тут одну такую подыскали, так он от нее прямо бегал.
– Я пойду, – пробормотала Надежда.
Не помня себя, она поднялась на лифте на свой пятый этаж, не замечая недоуменных взглядов сотрудников, прошла прямо в кабинет, где, к счастью, Сан Саныч был один. Увидев ее лицо, он вскочил, опрокинув стул.
– Что случилось? Тебе плохо?
Чувствуя, что если сейчас раскроет рот, то закричит, зарыдает, ответила одними губами:
– Домой!
– Может быть, врача?
Надежде хотелось выть и кататься по полу. С ужасом ощущая, как в ней растет что-то жуткое, черное, она взмолилась:
– Саша, помоги мне!
Он все понял. Не тратя времени на разговоры, он вывел ее из кабинета к рабочему месту: «Собирайся!»; вернулся, аккуратно убрал все бумаги в стол, оделся сам в кабинете, вышел, оглядел присутствующих спокойным взглядом темных глаз и сказал не терпящим возражений тоном:
– Надежде Николаевне плохо. Врача не надо, лекарство она приняла, я сам отвезу ее домой и вернусь.