Прежде всего Ивоун привел их к купели — здесь можно промыть рану под краном. Сам поспешил в кладовую за медикаментами. Вот и понадобились его запасы. Шум воды, текущей из крана, разносился в пустоте. Ивоуну слышались голоса.
— Больно? — спрашивала женщина, и Ивоун страдал вместе с нею.
— Вытерплю, — заверил мужчина.
— Господи, как только нас угораздило. Кажется, еще один осколок…
Некоторое время длилось напряженное молчание. Ивоун непроизвольно замедлил шаги. Он не переносил вида чужих страданий, боялся, что ему станет дурно, если он увидит обнаженную рану.
— Слава богу, извлекла.
По голосу совершенно ясно, каких мучительных усилий стоила е эта операция…
Ивоун с полминуты уже находился невдалеке от купели, не смея приблизиться к ним. Бинт, вату и склянки с настоями он положил на мраморную приступку — женщина могла свободно дотянуться до всего.
— Да подойдите же, помогите, — измученным голосом позвала его женщина.
Ивоун сделал еще два шага и застыл рядом с нею, ощущая ее прерывистое дыхание, готовый выполнить любую команду. Он не смел только взглянуть на рану.
— Подайте пинцет. Какой же вы бесчувственный!
Несправедливость обвинения, к тому же произнесенного ее голосом, потрясла Ивоуна.
Он выполнял все ее команды, по возможности стараясь не смотреть на окровавленную руку. Мужчина держался стойко, пытался да же острить. И только крупный пот, выступивший у него на лбу, выдавал, каких усилий стоило ему показное мужество.
— Вот и все, — сказала женщина, закончив перевязку.
Ивоун облегченно вздохнул и осмелился взглянуть на забинтованную руку. Однако тут же отвел глаза: свежая кровь проступила сквозь повязку.
— Найдется у вас что-нибудь снотворное? — спросила женщина Уже одно то, что она обратилась к нему без недавней раздражительности, обрадовало Ивоуна.
— Конечно. Я захватил.
— Спасибо. Извините, пожалуйста, я обидела вас напрасно.
— Что вы, что вы, — пробормотал он.
— На вот, прими, — повернулась она к пострадавшему. — Тебе необходимо уснуть.
— Ничего, перетерплю, — сказал тот, но все же принял таблетку. — Через три дня зарастет, как на собаке.
— Зарастет, — согласилась она. — Боюсь только — трех дней будет мало. Оставаться долго здесь опасно.
— Ты слишком мрачно настроена.
— Рада бы стать оптимисткой, да нет основании. Где здесь можно прилечь отдохнуть? — обратилась она к Ивоуну.
— Удобней всего в исповедальне, — указал он на крытую черным сукном кибитку северного придела. — Есть еще несколько исповедален, — прибавил он на тот случай, если окажется, что им нужны отдельные спальни. Похоже, верно, что они близки между собой, но как знать. — Переносные кровати есть в подвале. Я принесу — они не тяжелые.
Он чуть не сломя голову кинулся к лестнице. Возвращаясь с двумя складными койками, на лестнице почувствовал слабую одышку.
«Что это на меня нашло? Веду себя совсем как мальчишка».
Женщина спускалась навстречу ему.
— Хочу помочь вам.
— Да право же, это такой пустяк.
— Нет, дайте мне, пожалуйста одну, — почти отняла она у нею складную койку.
— Придется еще раз спуститься. Я совсем позабыл о постелях. Это добро держали здесь для паломников, — пояснил он.
На лестничном повороте она задержалась.
— Ради бога, не сердитесь на меня за давешнее, — вторично повинилась она. — Я устала, измучилась… Впрочем, это не оправдание.
— Почему вы очутились в городе сейчас? — спросил Ивоун. Ему казалось чудовищным и несправедливым, что она просит у него прощения.
Женщина обрадовалась вопросу.
— Мы с Силсом давно мечтали побывать в Пиране. Вернее, я мечтала. Он-то уже бывал. Он всюду успел.
При этих словах она взглянула на Ивоуна так, будто ждала от него подтверждения.
А ведь и в самом деле лицо мужчины показалось Ивоуну знакомым. Он только не придал этому значения сразу. Уж не киноактер ли знаменитый?
— Теперь настала моя очередь. — продолжала женщина после Недолгой заминки. — Такой кошмар! Кто бы мог подумать!
— Люди предпочитали не думать о будущем. Оптимизм — наше национальное свойство.
— Увы, наше тоже. — признала женщина.
«Выходит, иностранка, — про себя отметил Ивоун. — А по выговору этого не скажешь».