— Так ты, старик, говоришь она ни черта не стоит?
Ивоун не слышал, когда подошел Щекот, и вздрогнул от неожиданности. У этого парня поразительная способность подкрасться неслышно, тем более, что на ногах у него не какие-нибудь чувяки, а обычные ботинки.
— Здесь должна быть указана цена, — сказал Ивоун и повернул икону обратной стороной. — Двести пятьдесят лепт.
— Всего-то!
— Это еще приличная цена. Обычная репродукция стоит не больше десяти. Эта изготовлена на такой же точно доске, как и оригинал. Ее не так-то просто отличить от подлинника.
— А та, настоящая, — двенадцать миллионов?
— Двенадцать миллионов, — подтвердил Ивоун.
— Темнишь, старик. Если так просто изготовить подделку, что ее сразу и не отличишь, какой дурак захочет платить миллионы?
— Я говорю правду.
— Он говорит правду. — Это к ним подошла Дьела. — Вы грубиян и невежда. Как вы можете разговаривать таким тоном с человеком старше вас?
— Я же ничего такого не сказал. Извини, старик. Странно было видеть длиннорукого парня смущенным.
— Доброе утро, господа. — Это к ним подошел заспанный Брил.
— Где здесь можно принять ванну?
— Ванну? — переспросил Ивоун.
Похоже было, что изобретатель так и не уяснил еще, где он находится.
Дьела и Щекот невольно рассмеялись. Щекот только в первое мгновение насторожился, увидев Брила. Простодушная, к тому же еще и заспанная физиономия изобретателя внушала доверие.
— Ванну здесь не догадались поставить. Есть купель, но зам в пен не поместиться. Помыться можете под краном в подвале. Вход позади колоннады, — указал Ивоун.
— Ты извини, старик, — снова повторил Щекот, когда Брил ушел. — Кто бы на моем месте не вышел из себя? И ты, — он дернул головой в сторону Дьелы, — не обижайся. Перепугал я вас ночью. Хорошо еще ты вовремя голос подала. Я. как услыхал — баба, остановился. А то ведь прикончил бы. Я нож на звук бросаю без промаха.
— Бандит, — сквозь зубы процедила Дьела. — И сноровка бандитская.
— Так уж и бандитская? — усмехнулся Щекот. — В горах, откуда я родом, метать нож — первое развлечение. Мне бы пожрать немного, да буду сматывать удочки.
Громкий стук в дверь, все у того же западного портала оборвал их разговор.
— Есть там кто-нибудь? — кричали в приоткрытый створ.
— Вы хотите попасть в храм? — спросил Ивоун, и сам подумал, что задает глупый вопрос.
— Еще как, — раздалось за дверью. Голос, по-видимому, принадлежал молодому задире.
— Вода у вас есть? — спросили из-за двери, на этот раз старушечьим голосом.
— Сколько угодно.
— Мы буквально умираем от жажды.
— Не преувеличивайте, милая тетушка, — возразил ей молодой задира.
Ивоун растолковал им, как пройти.
— Господи, опять лезть через проклятущие автомобили. — Это был уже третий человек — похоже, старик.
— Ни черта с вами не сделается, — подбодрил его тот же задира.
Ивоуну почудился молодой женский голос — слов он не расслышал.
Первым делом гости накинулись на воду. Они почти трое суток провели в старом городе, ночевали где придется, чаще в брошенных автомобилях. Все три дня почти ничего не ели и не пили. Лишь дважды им удалось разживиться водой, оставшейся в радиаторе брошенного автомобиля. Но большей частью радиаторы были пусты. Все машины так сильно покорежило, что вода давно вытекла через пробоины или же была совершенно непригодной для питья, смешалась с мазутом и бензином.
Ивоун впервые видел людей, мучимых жаждой. Поразительно, с какой жадностью набрасывается человек на воду и как много способен выпить.
Дьела и Щекот тем временем позаботились о еде: она приготовила кофе, он вскрыл несколько консервных банок. Завтракать собрались все вместе. Появился и раненый Силс. За ночь боль у него немного ослабла, он теперь улыбался без натуги и движения его стали менее скованными. Руку по-прежнему держал на перевязи.
Ивоун, как и вчера, напрасно мучился, вспоминая, где же он видел этого человека прежде.
Востроносая старушка умиленно озирала храм, беспрерывно восклицала:
— Радость-то какая. Исцеление души!
Девица при этих словах каждый раз фыркала, а задира подбадривал старушку:
— Исцеляйся, исцеляйся.
Оба, и парень, и девушка, не держи они себя столь вызывающе, произвели бы на Ивоуна неплохое впечатление. Особенно недурна была девушка, наделенная от природы броской красотой. Судя по всему, она привыкла к мужскому вниманию, и долгие пристальные взгляды, Щекота и совершенно восторженного Брила принимала, как должное. И имя у нее нежное, круглое — Плова.