«Не следует много заботиться о погребении и памятнике, — благодеяние бедным есть самая лучшая принадлежность погребения», — писал Павел Дмитриевич в своем духовном завещании, составленном ещё 15 лет назад. В этом документе он, казалось бы, всё предусмотрел и попросил «напечатать в более общенародных газетах» о его кончине. А вот место погребения он не указал, хотя «при жизни, — сообщает Е. В. Дягилева, — Папаша несколько раз выражал желание быть похороненным в Бикбарде у северного входа церкви, в саду. «Всякий раз, что вы будете идти в церковь, вы пройдёте мимо моей могилы и вспомните меня», — говорил он».
В своём желании Павел Дмитриевич исходил из того, что Бикбарда, где летом собиралось до пятидесяти человек дягилевского семейства, почти для каждого из них была любимейшим местом. Да и жители Бикбарды, как ему казалось, его бы не забыли, ведь не зря же в день его ангела они с почтением высказывали свою благодарность: «У каждого из нас глубоко врезалось в сердце то, что Вами для нас сделано и делается». Он действительно содержал за свой счёт школы и больницу в Бикбарде, а также ежегодно проводил в ней две большие ярмарки — Сретенскую и Рождество-Богородицкую, на которых «стечение народа было до 5125 человек», а торговые помещения, как сообщала губернская газета, «устраиваются на счёт владельца, г. Дягилева, и доход за них поступает в пользу местной церкви».
Однако похороны Павла Дмитриевича состоялись не в Бикбарде, а в Перми. «Мамаша вследствие разных затруднений решила похоронить мужа рядом с его родителями на соборном кладбище у самого алтаря местного собора», — поясняет Е. В. Дягилева. Пермский некрополь Спасо-Преображенского кафедрального собора в советское время был уничтожен, как и семейный склеп Философовых в селе Бежаницы Псковской губернии, где была похоронена дочь П. Д. Дягилева Анна Павловна. Да и в Бикбарде его могила вряд ли сохранилась бы, о чём безмолвно свидетельствует стоящая ныне там обезглавленная и полуразрушенная Рождество-Богородицкая церковь, о которой он постоянно с великой любовью заботился.
Пожалуй, лучшее и наиболее объективное высказывание о Павле Дмитриевиче принадлежит его невестке Елене Валерьяновне: «Умер дедушка (так называли его в Пермской губернии) царьком, как и жил. Не только «хоромы» его подразумеваю я под этим, но главное, тот почёт и значение, которыми он пользовался, то любопытство и отчасти страх, который он, как все люди, далёкие от толпы, возбуждал в ней. Это нисколько не мешало ему обладать совершенно здравым, даже выдающимся умом и несокрушимой энергией, редко встречающейся у молодых, а в старике — поражающей. В пример приведу один случай из последнего года его жизни, когда ему пошёл 74-й год. Однажды посреди бела дня вспыхнул у нас на сеновале пожар. Не успели оглянуться, как он охватил все надворные деревянные службы. Муж мой, не видя отца на пожаре, стал искать его и вбежал к нему в кабинет. Что же он увидел? За широкими окнами бушевало пламя, работали пожарные, шумел народ, а перед окнами, у кабинетного стола сидел Павел Дмитриевич и спокойно чем-то занимался, а на вопрос сына, что же он делает, тот ответил, что чертит план нового здания, но каменного, взамен сгоревшего!» Современники отмечали, что многие черты характера Павла Дмитриевича нашли яркое продолжение в личности его внука — Сергея Дягилева.
По архивным документам второй половины XVII века линия рода нашего главного героя прослеживается с «пашенного» (государственного) крестьянина Чюбаровской слободы Тобольского уезда Терентия Степановича Дягилева, проживавшего в деревне Меншиковой Большой. Его сын Фёдор[12] был также крестьянином Тобольского уезда и имел четырёх сыновей, старший из которых — Павел[13] — поселился в середине 30-х годов XVIII столетия на пермских землях. Как доказывают современные российские исследователи, именно Павел Фёдорович был родоначальником пермской ветви Дягилевых. Вместе с тем новые исследования опровергают сложившееся с некоторых пор ошибочное мнение, что таковым являлся его внук Дмитрий Васильевич, и вносят существенные коррективы и дополнения в историю пермского рода Дягилевых.
Сведений о Павле Фёдоровиче, «крестьянском сыне» по рождению, сохранилось немного. Благодаря своему таланту и ранее небывалым условиям для быстрого экономического развития Урала во время Петровских реформ он сумел ещё в молодости перейти в другое сословие и стать подьячим — горнозаводским канцеляристом. С 1735 года П. Ф. Дягилев служил в Пермском горном начальстве на Егошихинском медеплавильном заводе, от которого и ведёт свою историю губернский город Пермь.
Сын его, Василий Павлович[14], окончил заводскую школу, работал на уральских заводах и женился на купеческой дочери из Соликамска Татьяне Нагаевой (по другой версии — Нечаевой), которая «имела доброе сердце, была деятельна и неутомима». Их единственный сын Дмитрий писал о своей матери, что она была «горяча и вспыльчива», но «весьма много имела попечения о моём воспитании, не жалея ни денег, ни трудов своих». Василий Павлович умер в своём пермском доме, так и не успев осуществить заветную мечту — получить дворянское звание.
Первым потомственным дворянином в роду Дягилевых стал Дмитрий Васильевич. Учитывая его заслуги и предъявленные доказательства, он и его род в январе 1806 года были внесены в «Дворянскую родословную Московской губернии книгу» (поскольку Дворянского собрания в Перми ещё не существовало). Это о нём писал упомянутый выше Ф. Ф. Вигель: «На обед, на бал и на ужин пригласил нас пермский амфитрион, губернский казначей Дягилев, у которого в этот день жена была именинницей». Его супруга — Мария Ивановна, дочь богатого пермского купца и городского головы И. Р. Жмаева, уже после смерти своего отца купила земли в Осинском уезде Пермской губернии, где и был построен Бикбардинский винокуренный завод — основной источник благополучия для детей и внуков.
Из автобиографических записок Дмитрия Васильевича известно, что он занимался музыкой, рисованием и живописью, писал иконы и портреты. В молодые годы Дмитрий Дягилев сочинял басни, эпиграммы и стихотворные сказки, которые опубликовались в конце XVIII столетия в тобольском журнале «Иртыш, превращающийся в Иппокрену». В Перми он часто выступал в роли благотворителя и вносил большие деньги в пользу церквей и приютов для бедных. «Прошу Бога, чтоб сие наше пожертвование принесло бы столько пользы для бедного человечества, — писал он в своих «Записках», — сколько нашего есть усердия исполнить обязанность в помощи ближним…»
Вряд ли потомственное дворянство, полученное прадедом Сергея Дягилева, было восстановлено, как пишет Елена Валерьяновна, желавшая представить род Дягилевых более древним и привлекательным. Она занималась генеалогией и обращалась за помощью к видному специалисту В. В. Голубцову[15], который предполагал, что дягилевский род был выселен из родовой Тверской земли Иоанном Грозным, «рассеян в разные стороны и часть его сослана в Сибирь». С давних пор история рода Дягилевых обрастала легендами, в которых трудно, а порой и невозможно отделить правду от вымысла. Легенды — как и женщины — должны быть всегда красивыми.
Одна из них — предание о тверском боярском сыне Докуке, получившем в свой герб цветок дягиля от Иоанна Грозного. Однако известно, что Докука, владевший землями в Тверском княжестве, до 1580 года отъехал в Литву. Если не обращать внимания на явный вымысел, ведь русский боярин никогда не имел своего герба до времён Петра I, то эта легенда — всего лишь попытка объяснить происхождение фамилии Дягилевых.
15