«Возможность планировать научные исследования сначала встречалась с недоверием. Рассуждали примерно так: «Наука по существу своему имеет задачей раскрытие неизвестного, как же можно планировать неизвестное? Не получится ли из этого задача вроде той, которая задается в народной сказке: «Пойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что». На самом деле такое рассуждение ошибочно, оно опровергается всем прошлым науки и прежде всего нашим советским опытом»[36].
Сейчас мы отчетливо видим, что дало нашему народу начатое сразу же после окончания войны планирование в науке. В полетах советских спутников, в выводе на орбиту Земли корабля «Восток» с Ю. Гагариным на борту, в создании атомных электростанций, в успехах химии и металлургии, во многих других успехах науки и техники наших дней продолжают реализовываться планы, одним из главных вдохновителей или даже составителей которых был Сергей Иванович Вавилов.
К сожалению, вклад Вавилова во все перечисленное мало кому известен. В лучшем случае вклад этот видят в организационных мероприятиях первого послевоенного президента. В том, что научные исследования по всей стране стали вестись широким фронтом, с участием ученых союзных республик. В том, что по четким планам стали работать все лаборатории, а эти планы представляли собою разветвления одного большого плана.
Но сказать о вкладе Сергея Ивановича в планирование науки можно гораздо больше.
Глава 2. Не «предвидеть», а «предопределять»
Сегодня много говорят о предвидении будущего. Возникла целая наука — футурология, появляются статьи и книги футурологов.
Имя Сергея Ивановича Вавилова в работах футурологов (в том числе советских) упоминается редко.
А между тем вряд ли при жизни Вавилова кто-нибудь сделал больше его и для теории и для практики «футурологии науки».
Планировали работу советских научных учреждений и до войны. Но вряд ли то планирование можно было назвать «научным». В институтах и лабораториях, где оно применялось, планирующие больше видели нужды современного производства, его количественного роста, чем нужды развивающейся науки. Ориентиром служили хозяйственные планы. Если, скажем, последние предусматривали развитие на столько-то процентов черной металлургии, то это почти автоматически влекло за собою увеличение на столько же процентов расходов на исследовательские работы по черной металлургии.
Преобладало, если так можно выразиться, «производственное» планирование науки. Выражаясь упрощённо, от науки ожидали прежде всего помощи производственному плану. То, что «продукция» науки измеряется иными мерками — ценностью будущих открытий, — как-то из поля зрения планировщиков науки выпадало. Открытия не исключались. Их приветствовали. Но рассматривали их как дело случая и о сознательном планировании открытий высказывались с иронией.
Но действительно ли Вавилов предложил «планировать открытия»? Люди, работавшие с ним, вроде бы этот факт отрицают.
Академик Б. А. Введенский, например, вспоминал: «Полемизируя с противником планирования научных исследований и проводя грань между планированием исследований и планированием открытий, Сергей Иванович неожиданно процитировал из А. К. Толстого:
Франк, комментируя слова Введенского, писал: «Строки, которые цитирует Борис Алексеевич, действительно Сергей Иванович любил произносить, поясняя сущность планирования науки. План должен предусматривать постановку конкретной задачи и путей ее решения, то есть того, какие зерна и как должны быть посеяны. Однако ответ, который даст природа на поставленный вопрос, может быть неожиданным. «Всход наук не в нашей власти».
Все же слова ученых, вероятно, нуждаются в уточнении. Не веря в предвидение открытий («давайте откроем то-то!»), Сергей Иванович, несомненно, верил в осторожное предопределение их («давайте работать так-то, это нам даст большие шансы что-нибудь открыть»).
В таком смысле Вавилов планировал и открытия, не одни исследования.
Могут возразить: какое же это «планирование», если говорится лишь о шансах, а не о твердо достижимой цели?!
Да, на «производственное» планирование это непохоже. В науке нет и не может быть гарантий, что затраченные усилия обязательно приведут к чему-то грандиозному.
В связи с этим можно вспомнить «Микроструктуру света», книгу, написанную Вавиловым летом 1950 года. Это замечательная книга. Она подводит итоги многолетним исследованиям ученого и его сотрудников в области оптики, делает важные обобщения. Но главной цели автора — создания новой науки микрооптики — она, как полагают некоторые физики, не достигает.