«Физика» Рубакина, например, вообще не физика в обычном смысле слова. С точки зрения специалиста, автор знал эту науку так же мало, как все другие, о которых писал: географию, астрономию, горное дело и так далее. Прославленный русский популяризатор был убежден, что долг популяризатора не «давать знания», а лишь создавать эмоциональную «почву» в душе читателя, пробуждать или развивать в нем любознательность.
«Физика» Пайерлса, английского автора переведенной на русский язык и справедливо у нас прославившейся книги «Законы природы», — это рассчитанная на довольно грамотного человека история физических представлений.
Резко своеобразна «Занимательная физика» Перельмана, эта необыкновенная физика обыкновенных явлений и вещей. Ее у нас сегодня знают больше всех иных популярных «физик».
Наконец, «Физика» Вавилова. Даже в популярном изложении это все же точная наука, наука, являющаяся одновременно частью мировой культуры и несущая на себе следы многогранности последней.
Словом, несть числа формам и методам популяризации. И все же есть нечто общее у всех вышеназванных форм. Принцип популяризации может быть строго определен, и суть этого определения мы найдем в известных словах Ленина:
«Популяризация… очень далека от вульгаризации, от популярничанья… Популярный писатель не предполагает не думающего, не желающего или не умеющего думать читателя, — напротив, он предполагает в неразвитом читателе серьезное намерение работать головой и помогает ему делать эту серьезную и трудную работу, ведет его, помогая ему делать первые шаги и уча идти дальше самостоятельно»[41].
Можно ли выразить четче задачу популяризатора? Он должен помогать читателю «работать головой», учить его думать.
Но это ведь и педагогическая цель, задача всякого серьезного педагога.
Глава 3. Личности или перспективы
Случилось так, что переломный период Великой Отечественной войны совпал с тремя выдающимися юбилеями науки: 400-летием смерти Коперника и 300-летием смерти Галилея и рождения Ньютона. Поэтому, когда академик С. И. Вавилов и профессор Н. И. Идельсон встретились в конце 1942 года в профессорском читальном зале Казанского университета и обменялись поздравлениями по поводу успехов Советской Армии на Сталинградском фронте, следующее, о чем они заговорили, — это что можно бы сделать в ознаменование памятных дат науки.
Не могло быть и речи, чтобы не отметить этих дат. Пройти мимо них — значило бы признать, что советские ученые все забыли, от всего отошли в дни войны. Но они ничего не забыли, ни от чего не отошли.
Известный ленинградский астроном и историк физико-математических наук Наум Ильич Идельсон добровольно возложил на себя миссию главного организатора юбилейных торжеств в эти сложные дни.
— Начнем с докладов и со статей в журналах, — предложил Идельсон. — Надо взбудоражить общественное мнение. Выступите вы, попросим Крылова, Лузина, Кравца. Я, разумеется, тоже выступлю.
— Доклады докладами, — заметил Сергей Иванович, — однако нужны и книги. Юбилеи пройдут — книги останутся.
— Ну что ж, — согласился историк. — Это, конечно, лучше. Пусть будут доклады, пусть будут и книги. Я полагаю, что мы выпустим три сборника: «Галилео Галилей», «Исаак Ньютон» и «Николай Коперник». Юбилей Галилея — хронологически первый и, собственно, прошел. Начнем с него. Я дам статью «Галилей в истории астрономии», вы раскроете его значение как оптика.
— Только меня увольте. Где уж мне теперь…
— Нет, нет, не отказывайтесь! Без вашей статьи ничего не выйдет. Хоть несколько страничек.
Идельсон добавил, что у Сергея Ивановича юбилей Галилея должен вызывать и личные ассоциации: Вавилов ведь был на вилле Арчетри близ Флоренции, где триста лет назад отошел в вечность ослепший опальный Галилей. Быть может, Сергей Иванович посетил и церковь Санта-Кроче во Флоренции, где прах великого механика покоится рядом с прахом Микеланджело?
Уговаривать Вавилова долго не пришлось. Он согласился написать и о Галилее и о Ньютоне и очень быстро выполнил обещание.
В один из очередных приездов в Казань из Йошкар-Олы Вавилов захватил с собой рукопись о Галилее. Редактор сборника был приятно удивлен, получив вместо ожидаемых нескольких страниц большую и блестящую монографию «Галилей в истории оптики». В ней описывались работы не только Галилея, но и его предшественников, особенно Леонардо да Винчи, постоянно привлекавшего внимание Вавилова.