При всей своей внешней сдержанности Вавилов, как говорилось, был очень эмоциональным, тонко чувствующим человеком. Многое в его мышлении и творчестве становится понятней, когда мы вспоминаем, какими многомерными, пронизанными теплом и светом души были многие его работы.
Занимаясь современными атомными проблемами, Вавилов черпал эмоциональную основу для своих представлений о мельчайших частицах материи в античной атомистике. Характерно, что, как подметил Б. Г. Кузнецов, при этом властителем дум Вавилова был не столько Эпикур, сравнительно абстрактный в своих логических конструкциях, сколько его римский последователь Лукреций. Лукреций изложил атомистику Эпикура в как бы отлитых из бронзы гекзаметрах и в многокрасочных художественных образах великой поэмы «О природе вещей», и это покоряло Вавилова.
В своем докладе, прочитанном в Академии наук 18 января 1946 года и посвященном физике Лукреция, этого «древнего мудреца, ученого и поэта-эпикурейца… подлинного классика науки, великого материалиста и замечательного поэта», Сергей Иванович, в частности, говорит:
«Нет никакого сомнения, что великая идея атомизма проникла до Галилея, Ньютона и Ломоносова… через гекзаметры поэмы Лукреция».
Перечитывая статью Сергея Ивановича о физике Лукреция, легко заметить, как была близка нашему соотечественнику эта многокрасочная ткань не только чувственно представимых, но и почти чувственно ощутимых образов.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ
Не может сын глядеть спокойно
На горе матери родной,
Не будет гражданин достойный
К отчизне холоден душой…
Глава 1. Накануне
В 1938 году ленинградцы избрали С. И. Вавилова депутатом Верховного Совета РСФСР.
Кандидатуру Сергея Ивановича выдвинули трудящиеся Васильевского острова: рабочие и служащие завода имени Козицкого и общественность Ленинградского государственного университета. Выступая на собрании коллектива рабочих и служащих завода имени Козицкого, представитель университета профессор Т. П. Кравец начал свою речь так:
— Огромное количество научных учреждений и высших учебных заведений мы имеем на нашем Васильевском. Здесь Академия наук, которая со времен Петра являлась главным центром научной работы нашего народа. Здесь университет, вписавший много славных страниц в историю просвещения, сохранивший много ярких воспоминаний о своем революционном прошлом. Здесь Академия художеств с тысячелетними сфинксами у ее величественного входа. А сколько здесь новых научных учреждений, работающих для нашей промышленности, для углубления наших теоретических знаний!
В депутатской своей должности Сергеи Иванович быстро завоевывает популярность ленинградцев.
Всюду говорили о широком политическом кругозоре Вавилова, о его преданности делу Ленина, делу Коммунистической партии. Он оставался беспартийным, но вера в великие цели строительства коммунизма составляла внутренний идейный стержень всей его богатой, разносторонней деятельности.
Одним из первых крупных физиков нашего времени Сергей Иванович пришел к выводу, что для дальнейшего развития естествознания ученые должны овладеть основами марксизма-ленинизма, применять в своей работе метод диалектического материализма.
Еще в те времена (в конце двадцатых годов), когда среди некоторой части советских естествоиспытателей находили отклик антимарксистские лозунги вроде: «Наука — сама себе философия», «Философию — за борт» и так далее, Вавилов приступил к глубокому изучению произведений классиков марксизма-ленинизма.
В тридцатые же годы из-под пера ученого стали выходить первые произведения, посвященные философии естествознания. Один их перечень — красноречивое свидетельство пытливых поисков Вавиловым глубоких связей диалектического материализма с наукой: «Диалектика световых явлений» (1934), «Ленин и физика» (1934), «Торжество диалектико-материалистического учения» (1937), «Новая физика и диалектический материализм» (1939) и другие. Успела также выйти перед войной (в журнале «Под знаменем марксизма», 1941, № 2) статья С. И. Вавилова «Развитие идеи вещества».
Отвергая старую идею, что «наука — сама себе философия», Сергей Иванович писал, например, в работе «Новая физика и диалектический материализм»:
«Настроенные против философии естествоиспытатели полагают, что сознательное научное исследование возможно без каких-либо философских предпосылок. Однако даже поверхностный разбор конкретной научной работы всегда открывает тот философский (сознательный или незаметно для автора существующий) фон, на основе которого работа осуществлена и сделаны выводы. Самое важное при этом то, что философские предпосылки далеко не безразличны для выводов и для направления дальнейшей работы — они могут служить и тормозом и стимулом развития науки»[30].