Жаров прекрасно знал все сильные и слабые стороны своих хористов, поэтому очень точно определял их голосовые возможности, делая всё, чтобы как можно полнее раскрыть талант каждого. Тонкое сочетание голосов Александра Струве, Архипа Левченко и князя Юрия Кейкуатова проявилось при исполнении песни «На Дону казачья станица» композитора из Белоруссии, после Второй мировой войны жившего в Чикаго, Николая Щеглова-Куликовича. Или «Вечернего звона» — в исполнении Константина Юр-кевича и Андрея Белецкого.
Еще одной особенностью неповторимого жаровского стиля была постоянная импровизация, например, изменение темпа исполнения произведения или добавление других музыкальных нюансов. Поэтому одна и та же песня на разных концертах звучала совершенно по-иному, порой неузнаваемо. Всё это обеспечило хору долголетнее процветание и востребованность зрительской аудиторией.
Год 1960-й начался с гастролей по Южной Америке и Дальнему Востоку. В это время отношение к русским в США резко ухудшилось. Связано это было с тем, что Никита Сергеевич Хрущёв прозрачно намекнул на реальную возможность войны в случае вооруженной агрессии США против Кубы.
А уже в сентябре того же года советский лидер, прибыв в Нью-Йорк на океанском лайнере «Балтика» (бывший «Вячеслав Молотов»), выступил на заседании Генеральной Ассамблеи ООН со знаменитой речью. При этом Хрущёв был так недоволен политикой западных стран, особенно США, что 12 октября, во время выступления премьер-министра Великобритании Гарольда Макмиллана, принялся стучать туфлей по столу. И хотя Сергей Алексеевич Жаров был антикоммунистом и с оружием в руках сражался против советской власти за другую Россию, ему стало стыдно. Об этом он не раз писал своим друзьям.
В 1960 году казачий хор дал много концертов, но Жарову особенно запомнился один — в Чикаго. Выступление проходило в шикарном Оркестра-холле. Как обычно, театр был переполнен, и многие желающие так и не смогли приобрести билеты. Заметную часть публики составляли русские эмигранты. В зале царила приподнятая и торжественная атмосфера. Все понимали, что, хотя лихое время у казаков, стоявших на сцене, отняло пику, коня и золотое стремя, они не растерялись и пошли по миру — воспевать славу былых времён и былых деяний.
Сила жаровской песни всколыхнула всю русскую диаспору штата Иллинойс. Люди почувствовали, что они не жалкие изгнанники и примитивные потребители, а представители великой страны с многовековой культурой и историей. Русскоязычная чикагская газета писала: «Чудо-богатыри Жарова вырвали нашего дремлющего обывателя из атмосферы суеты и мещанского благодушия и перенесли его на тысячу лет назад, в сумерки давно прошедших времен былого величия православной Руси. Разлились мощные звуки “Блажен муж” лаврского распева, и слушатели сразу почувствовали журчание Днепра, а многие увидели образы изначальной веры и благочестия на Руси. Сразу почувствовался дух лаврского жития, дух живой веры первых организаторов храмины национального и культурного бытия нашей Родины. А мощные звуки “Тебе, Бога, хвалим” просто перенесли всю аудиторию в атмосферу русской православной стихии».
И как бы себя ни вёл на Генеральной Ассамблее ООН 1-й секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущёв, хор Жарова разрушал все мифы и небылицы о России и её народе. Русская песня в исполнении донских казаков показывала всему миру, что русская культура жива и не утратила своего богатства. Многострадальная народная песня раскрывала иностранцам тайники русской души, её глубину и самобытность, и становилось понятно, что Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский родились не на пустом месте, что многие века на Святой Руси народ жил по правде Божьей и искал путь к светлому граду Китежу. «Только путь этот вывел русский народ не на Китеж-град, а к советской власти», — с горечью заметил один русский философ-эмигрант из Чикаго, добавив: «Не надо никогда отклоняться от Евангелия и православия, там уже все пути обозначены».
Донской хор до глубины души пронзил многонациональный зал Оркестра-холла в Чикаго сладостью русской песни. Представитель каждой национальности находил в ней свое, родное, свои чаяния и надежды, и потаённые миры другой культуры, так не похожей на его собственную, вдруг оказывались созвучны ей. В казачьих песнях не только раскрывалась душа русского народа — они заставляли людей вглядываться в себя и обнажать свои души, очистившиеся и устремившиеся навстречу друг другу. Время концерта превращало зал в единое целое — единомышленников, любящих весь мир и все человечество. Неудивительно, что после концерта аплодисменты переросли в бурное, неистовое ликование. Что уж говорить о торжественном приёме в честь Жарова?! Он был поистине царским!