Жарик
Все хористы за глаза Жарова звали Жариком. Так и говорили: «Жарик сказал, Жарик велел, Жарик сделал, Жарик заставил». В июле 1963 года исполнилось 40 лет со дня первого выступления хора в Вене. За это время он дал без малого 10 тысяч концертов.
Знаменательный юбилей казаки отметили в Париже. Концертный зал Плейель был переполнен. Нескончаемые аплодисменты и вызовы долго не отпускали казаков со сцены. Изумляя зрителей военной выправкой, выходили они стройными шеренгами и бисировали без конца. Одна из корреспонденток газеты «Русская мысль» писала: «Не буду передавать программу. Всем известны русские церковные песнопения первого отделения и русские песни второго. Голоса великолепны, плясуны творили чудеса, особенно “вприсядку”. После пляски и лихих песен хор спел напоследок “Коль славен наш Господь в Сионе” Бортнянского. И в этом сказалась наша прежняя, чудная родина. Умели веселиться от души, но и молиться умели от всего сердца».
К 1963 году в коллективе уже почти не осталось никого из тех, с кем Жаров начинал в Чилингире, на греческом острове Лемнос или в Болгарии. Из хористов первоначального состава еще пели только Бажанов, Левченко, Магнушевский, Алексеев. Правда, покинувшие ансамбль по разным причинам «ветераны» иногда тоже появлялись на концертах в разных странах. В хор пришло совершенно другое поколение солистов — для них Жаров был не другом по оружию и сцене, а богом.
За 40 лет хор не только количественно, но и качественно изменился. Но, как и прежде, оставались в нем все те же непревзойденные «октависты» — органные басовые низы и заливающиеся фальцетом тенора, нежное пианиссимо и громовое фортиссимо, приводящие публику в полный восторг в концертных залах всего мира. Последним казаком крымской эпохи, покинувшим хор, стал Виктор Львов. Его проводили на покой в самом конце 50-х, но он ещё долго не мог расстаться с хором, приезжая на концерты как слушатель во многие города США.
Жаров с каждым годом совершенствовал хор. Он развил его диапазон до пределов возможного — до четырех октав, от «соль» контроктавы до «ми» второй октавы, что придавало каждому исполняемому произведению исключительную звучность. Таким и предстал он в западногерманском фильме «Песни хора донских казаков», снятом в 1956 году с участием выдающегося австрийского актера 30—40-х годов Пауля Хёрбигера и будущей звезды немецкого кино Сабины Бетман. В дальнейшем он с большим успехом прошел почти во всех штатах Америки.
Премьерный показ состоялся в Нью-Йорке 8 апреля 1960 года в театре «Казино». Немецкая критика отнеслась к фильму весьма скептически, американская — более благосклонно, так как он делал хорошие кассовые сборы. Вообще, после Второй мировой войны немцы сняли три фильма о хоре Жарова и столько же американцы. Самым популярным в Америке стал вышедший в прокат в 1962 году фильм «Не каждый день воскресенье».
К том же году общий тираж пластинок хора, выпущенных только в Германии, достиг 2,5 миллиона экземпляров. Успех был заслуженным! В хоре пели известные солисты с уникальными голосами. Например Михаил Бажанов. Услышав его, Фёдор Шаляпин удивленно и в то же время восхищенно воскликнул: «Вот этот поёт лучше, чем я, духовные вещи». Действительно, в церковном православном песнопении басу Михаила Бажанова не было равных.
Хотя Жаров был богом-демиургом на сцене и репетициях, но в обычной жизни мучительно страдал от множества Комплексов. Он не говорил ни на одном иностранном языке. Даже в ресторане не всегда мог разобраться в меню, поэтому обычно на обед или ужин приглашал кого-нибудь из сопровождающих. Но самым его больным местом был маленький рост. Примеры Людовика XIV, Наполеона и Франко для него не являлись убедительными. Он со стойким предубеждением и явной неприязнью относился к высоким хористам. Однажды на концерте он выказал недовольство самым высоким певцом и тихо сказал ему: «Я так больше не могу. Или вы уйдете со сцены или я». На что получил ответ: «Давайте уйдем вместе».
Но в то же время Жаров очень любил людей, выделявшихся яркими голосовыми возможностями, хотя никогда никого не хвалил. А вот ругал всех постоянно! Часто от него можно было услышать: «Вы думаете, что, раз такой у вас красивый голос, из-за этого я вас взял? Мне таких голосов не надо». И не дай бог, если кто-то осмеливался ему возражать! Этого он терпеть не мог! Однажды на репетиции в Париже он бросил хористам: «Вы знаете, что вы мне абсолютно не нужны. Вы навоз, на котором я расту. Лучше уходите. Я пойду и под мостами наберу себе лучший хор».