В. М. Орлова… Жаров ещё в годы учебы в Московском синодальном училище с восхищением слушал отрывки из его опер «Добрыня Никитич» и «Сестра Беатриса», а также многочисленные церковные песнопения.
Когда Жаров встретился в конце 20-х годов с Гречаниновым во Франции, он сразу предложил ему сотрудничать с ансамблем. Хотя тесного контакта по ряду причин не получилось, но Александр Тихонович все же аранжировал для Донского хора некоторые свои произведения: «Ектению», две арии Алёши Поповича из оперы «Добрыня Никитич», в том числе «Расцветали в поле цветики…» и, конечно же, «Верую» («Символ веры»). Об этой аранжировке великой молитвы, занимающей особое место в жизни каждого христианина, еще в дореволюционной России газеты писали: «Символ веры, оставаясь в пределах строгого церковного характера, представляет из себя гениальное изобретение по простоте и удивительной поэтичности замысла. Номер этот производит дивно прекрасное впечатление, совершенно захватывающее слушателя».
На императора Николая II «Верую» произвело такое сильное впечатление, что он распорядился исполнять «Символ веры» в дворцовой церкви каждое воскресенье. Кроме того, царь назначил Гречанинову стипендию — 2 тысячи рублей в год, которую композитор получал с 1910 года до Февральской революции. Правда, на царскую милость Гречанинов ответил черной неблагодарностью — в дни Февральской революции 1917 года написал «Гимн Свободной России» на слова поэта-символиста К. Д. Бальмонта. Как вспоминал позднее сам Александр Тихонович, «легко воспринимаемая мелодия, прекрасный текст сделали то, что гимн быстро стал популярным не только в России, но и за границей». Весь доход от проданных нот пошёл в пользу освобождённых из тюрем и ссылок политических заключенных. Музыкальные отрывки из гимна долгие годы использовались в качестве позывных на русской службе «Радио Свобода».
Родился Александр Тихонович Гречанинов 25 октября 1864 года в Москве. Ученик Н. А. Римского-Корсакова и С. И. Танеева, однокурсник по Московской консерватории С. В. Рахманинова и А. Н. Скрябина. Однако учёба в Московской консерватории не задалась, поэтому в 1893 году, в возрасте 29 лет, он окончил Санкт-Петербургскую.
В самом конце XIX века он стал весьма популярным в России музыкальным сочинителем. Им написано несколько заслуживших внимание публики произведений: четыре оркестровых — Концертная увертюра, Элегия памяти Чайковского, Первая симфония и Концерт для виолончели с оркестром; камерно-инструментальные — Струнный квартет, фортепианный цикл «Пастели», «Сожаление» для скрипки и фортепиано; кантата «Памяти Глинки», хоры а капелла и другие; романсы, в том числе очень популярные в России того времени «Острою секирою» и «Колыбельная» на слова М. Ю. Лермонтова.
В 1898 году Московский художественный театр открылся пьесой А. К. Толстого «Царь Фёдор Иоаннович». Музыку к спектаклю написал Гречанинов. После небывалого успеха у публики нашумевшей постановки МХТ заказал ему музыку к пьесе В. И. Немировича-Данченко «В мечтах» и к сказке А. Н. Островского «Снегурочка».
В это же время Александр Тихонович сблизился с группой композиторов, активно ищущих новые пути в церковном пении, прежде всего с А. Д. Кастальским и П. Г. Чесноковым. С 1898 по 1904 год Гречанинов написал семь духовных хоров, а также Первую и Вторую Литургии. «В исполнении хора Синодального училища эти два моих песнопения имели громадный успех», — вспоминал он в автобиографической книге «Моя жизнь», вышедшей в Нью-Йорке в 1954 году.
В 1899 году церковные произведения Гречанинова включены в программу венских гастролей Синодального хора — его имя становится известным в Европе. А в России особой популярностью пользуются его романсы на стихи Шарля Бодлера из сборника «Цветы зла» и «Драматическая поэма» на стихи Генриха Гейне. Как и большая часть «образованного общества», Гречанинов приветствовал Февральскую революцию. С революционерами он заигрывал давно. Еще в 1905 году он участвовал в сборе денег для семей погибших рабочих и написал «Похоронный марш» памяти погибшего большевика Н. Э. Баумана. «В этом [политическом] отношении я с гордостью могу сказать, что я всегда шел впереди всех; первый всегда всех будоражил, первый всегда подписывал всякие резолюции и т. д.», — писал он одному из друзей.
Лишь после захвата власти большевиками пришло отрезвление, хотя и не полное. После расстрела ими Московского Кремля он оставил следующую запись: «Москва ранена, святотатственно оскорблена ее святыня. Без боли в сердце невозможно сейчас думать о Москве. Успенский собор с зияющими отверстиями в куполе, Беклемишева башня — без головы. Сильно пострадали Никольские ворота. А ужасная картина, которую представляют из себя Никитские ворота, не подлежит описанию. <…> Одно зло родит другое, и не видно конца всем ужасам. Но если меня спросить: может быть, лучше, если бы не было мартовской революции, я отвечу: нет. Все же сдвиг должен был произойти».