После Вены их ждал Грац, второй по величине и значимости город Австрии. И снова успех. Зал переполнен. Перед концертом билеты невозможно купить даже у спекулянтов. Выйдя на сцену, Жаров обомлел: все проходы вдоль стен плотно забиты народом: в первых рядах — австрийские генералы с жёнами, вверху — гул галерки. От испуга Жаров скупо, только одним кивком, приветствует собравшихся и поворачивается к ним спиной. Затем колючим взглядом смотрит на своих хористов, требуя от них сосредоточенности и полного внимания. Вид у певцов собранный и очень торжественный. Регент резко поднимает руки, они величественно замирают в воздухе — и вдруг нежным аккордом начинается пение. Сначала оно тихое, приглушённое, но уже через несколько секунд ширится, углубляется, неожиданно превращается в стихию и поглощает весь зал.
После первого номера на сцену не поднялся, а выбежал один из профессоров знаменитого университета Граца. Театрально воздев руки над головой, он закричал в зал:
— Австрийские жёны и матери! Что вы делаете? Вы слушаете этих людей, совсем недавно убивавших ваших братьев, отцов и детей! Опомнитесь! Это разорители нашей родины! Убийцы нашей великой империи! Давайте дружно покинем зал и не будем никогда в жизни их больше слушать.
Жаров, не знавший ни одного иностранного языка, обратился к одному из хористов:
— О чём он говорит?
— Нас хвалит, — ответил тот.
Жаров с благодарностью поклонился зрителям, потом отдельно австрийскому профессору и продолжил концерт, закончившийся оглушительным успехом.
А в Германии произошёл совершенно противоположный случай. Хор выступал в Штеттине (городе, где в 1729 году родилась русская императрица Екатерина Великая). На концерт пришло много немецких офицеров — участников Первой мировой войны. Им очень хотелось увидеть вблизи «варваров» — донских казаков, доставивших им так много неприятностей на полях сражений. Из-за кулис Жаров заметил, как в зал, поддерживая свою даму за локоть, вошёл седой, с породистым лицом отставной генерал в форме лейб-гусарского полка и устроился в ближайшей ложе. Больше половины зрителей встали, приветствуя его. Позднее Жаров узнал, что это знаменитый германский генерал-фельдмаршал Август фон Макензен, герой боев на Восточном фронте. В конце ноября 1914 года он командовал армией во время Лодзинской операции, когда в какой-то момент поставил русские войска в очень тяжелую ситуацию. Боевые победы Макензена стяжали ему славу «пожарного» — его стали направлять на самые ответственные и тяжёлые участки фронта. С 16 апреля по 15 сентября 1915 года он командовал 11-й армией, совершившей Горлицкий прорыв, известный в Германии не меньше, чем Брусиловский в России. Именно здесь и воевали основные донские казачьи части. Впоследствии войска Макензена взяли крепость Брест-Литовск, где позже большевиками был подписан унизительный для России мирный договор, а затем прославился как покоритель Сербии и Румынии.
Август фон Макензен внимательно и сосредоточенно слушал все песнопения, а когда донские казаки исполнили «Коль славен наш Господь в Сионе» — гимн, написанный в 1794 году композитором Д. С. Бортнянским, генерал-фельдмаршал через своего помощника попросил его повторить. Регент выполнил просьбу, и снова торжественно прозвучал неофициальный гимн Российской империи.
После концерта генерал поднялся на сцену и обратился к присутствующим со словами: «Я приветствую своих главных противников в галицийских сражениях. Казаки, здесь, в мирном концертном зале, я выражаю вам своё восхищение вашим искусством. Вы, эмигранты-офицеры, можете открыто и гордо смотреть в лицо всем, всем, всему свету».
Великая княгиня Елизавета Фёдоровна
Хотя во время Первой мировой войны Жаров ещё учился в Московском синодальном училище, ему не раз приходилось встречаться с пленными немцами. В самый разгар войны восемнадцатилетнего студента назначили регентом хора военных инвалидов, находившихся под опекой великой княгини Елизаветы Фёдоровны. «Жаровские солдатики» выступали не только в лазаретах — они пели и перед немецкими пленными. За это Елизавета Фёдоровна, гессенская принцесса по рождению и родная сестра императрицы Александры Федоровны, была обвинена в пособничестве врагу…
После первой же встречи Жаров по-юношески влюбился в эту женщину: она восхитила его, от нее исходил неизъяснимый свет. (Неудивительно, что позднее, в 1925 году, в 7-ю годовщину ее мученической смерти, архиепископ Анастасий посвятил ее светлой памяти проникновенные слова: «У неё на лице, особенно в глазах, проступала таинственная грусть — печаль высоких душ, томящихся в этом мире».) Он интуитивно почувствовал, что эта женщина станет его покровителем. Так и случилось, но, увы, ненадолго.