Очень понравился Жарову и случай с Францем Листом, рассказанный великим композитором. Во время турне венгерского музыканта по России Николай I пригласил его ко двору. Когда наступило время исполнения, Лист сел за рояль и начал играть. Через мгновение император наклонился к своему соседу и стал ему что-то шептать на ухо. Лист прекратил игру и, повернувшись к императору, учтиво спросил: «Ваше Императорское Величество, я не мешаю вашему разговору?» — «Нет, — ответил Государь. — Продолжайте». После исполнения музыкант получил все причитающиеся ему деньги за не сыгранные ещё в России концерты и предписание покинуть страну в течение 48 часов.
Эти наставления пошли Жарову на пользу. Через несколько лет он будет выступать перед многими монаршими особами. Во время одной из встреч Рахманинов и Жаров долго вспоминали Московское синодальное училище церковного пения, его директора А. Д. Кастальского и других педагогов, а также то, как 25 ноября 1910 года, после первого исполнения литургии Святого Иоанна Златоуста (Божественной литургии), Рахманинов погладил по бритой головке маленького Сережу Жарова…
Общие воспоминания сближают — беседы регента и композитора становились все более задушевными, но касались не только житейских тем. Рахманинов давал много полезных советов талантливому дирижеру. Один из них Жаров усвоил на всю жизнь.
— Не размахивайте руками, — как-то сказал Сергей Васильевич. — Чем короче движение, тем у вас больше возможностей усилить звук, увеличивая постепенно движение. Только короткие жесты производят впечатление на хор.
Эти наставления Жаров успешно применял на практике. Не зря его позже прозвали «безруким дирижером». Движения его после встреч с великим композитором стали очень скупыми и отточенными. Ненавязчиво, за несколько встреч, Рахманинов научил его, как нужно уделять самое пристальное внимание любой детали, даже самой незначительной микропаузе. Объяснил, как публика должна слышать дыхание автора, как должны звучать те или иные музыкальные образы. И как этого добиться с математической точностью. А в заключение сказал: «Вы должны быть смелее в отношении аранжировки. Способности у вас есть. Делайте все сами. Специальных аранжировщиков для мужского хора нет».
В альбоме хора Сергей Рахманинов 25 сентября 1927 года оставил запись: «Много счастья и успеха великолепному хору». А 19 ноября 1935 года из Нью-Йорка писал Емельяну Клинскому: «С Жаровым я познакомился ещё в Москве, когда он был совсем маленьким мальчиком с чудесным голосом, певшим в нашем знаменитом Синодальном хоре. С Жаровым — регентом хора донских казаков — я встретился лет 10 назад в Дрездене. Сразу было видно, что регент хора прошёл прекрасную, быть может, лучшую в мире школу хорового пения — Московский синодальный хор и что его учителем был такой мастер и знаток своего дела, как регент Данилин.
Что особо ценно в этой организации — это её спаянность, её внутренняя дисциплина, основанная, с одной стороны, на товарищеских отношениях всех хористов друг к другу и к своему регенту, и в то же время подчинение хора единой воле и авторитету своего руководителя. Несколько лет тому назад, здесь, в Нью-Йорке, хор Жарова доставил мне истинное наслаждение, исполнив в закрытом концерте ряд моих любимых духовных песнопений. Хорошо поют они духовную музыку!»
Снова Австрия
Жаров чувствовал, что за год гастролей накопилась физическая и моральная усталость. Это ощущал не только он, но и весь коллектив. Денег теперь было достаточно, чтобы позволить себе паузу. Кроме того, регент понимал — хор набран не из профессиональных музыкантов, а из людей, просто научившихся петь. И с ними нужно ещё очень много работать. С кем-то позаниматься дикцией, научить более выразительно и эмоционально передавать словами чувства, кто-то ещё не владеет в полной мере певческим дыханием, не умеет его правильно переводить. Да и, несмотря на колоссальный успех у зрителей, практически все певцы хора не умели пока раскрывать психологическую глубину не то что церковного песнопения, но и простой русской песни так, как хотелось Жарову. Одним словом, нужно овладевать общей музыкальной культурой и прививать вокальные навыки, хотя некоторым хористам казалось, что они умеют всё.
Для отдыха выбрали деревушку Ренндорф, расположенную на равном удалении от Зальцбурга и Граца, на берегу чудесного австрийского озера. Стоял июль 1924 года. Ночью хор на лодках переправился через озеро и с казачьими песнями вошел в деревню. Напуганные жители боялись открыть ставни и в паническом страхе смотрели в оконные щели на то, что происходило на улице. А там по дороге, с чемоданами и сумками в руках, шагали казаки и пели: