В 1935 году местом летнего отдыха снова выбрали хорошо знакомый хористам Альбек. Здесь Жарова ждало сильное огорчение — хор со скандалом покинули несколько певцов. Они не смогли выдержать такого напряженного гастрольного и репетиционного графика. Несколько дней регент напоминал грозовую тучу перед проливным дождем, но потом собрался, протрезвел, и репетиции возобновились. Оставшиеся в хоре певцы со страхом и удвоенным усердием продолжили подготовку к следующему гастрольному турне. Но, разучивая новые произведения, Жаров был страшно недоволен своими музыкантами: исполнители безбожно врали в темпах. Одну и ту же песню приходилось повторять десятки раз, пока она не достигала, как казалось хормейстеру, нужного совершенства.
Репетировали «Богородице Дево, радуйся» С. В. Рахманинова. Регент кричал на хористов, называл их тупицами, но добивался своего: исполнение становилось спокойным, сдержанным, свободным от лишних эффектов, простым и молитвенным. Для этого он требовал от хора глубинного понимания замысла и мощной голосовой отдачи.
Потом неожиданно для всех он решил ввести в репертуар песнопение «Да молчит всякая плоть человеча…», звучащее в церкви один раз в год — на литургии в Великую субботу вместо Херувимской песни. Светский репертуар летом 1935 года обогатился игривыми и филигранными песнями «Чудный месяц», «Вдоль да по речке», «Как за реченькой яр-хмель вкруг кусточка вьется…» в аранжировке А. Т. Гречанинова, а также несколькими казачьими песнями в собственной аранжировке Жарова.
Во Владимиров день, 28 июля, Сергей Алексеевич решил устроить выходной. Репетиций не было. Чествовали в хоре всех Володей, коих оказалось шестеро. Местные жители также приняли участие в веселой пирушке, закончившейся грандиозным хоровым представлением, хотя сначала некоторые артисты пытались петь под гитару.
Весь август считался отдыхом, но при этом репетировали почти каждый день. К следующему сезону хор подготовился отлично. Была отрепетирована совершенно новая программа, и с ней можно было снова выступать в тех же залах в США. В сентябре и октябре 1935 года ее опробовали в Европе, а затем повезли в Новый Свет. На этот раз гастроли начались с жаркой Мексики, хотя пароход пришел в Нью-Йорк.
Отсюда поехали на автобусе до пограничного города Ларедо, штат Техас. Добирались три дня. Всю дорогу мучила жажда — по пути съели неимоверное количество арбузов и пили какую-то подозрительную по качеству воду. Неудивительно, что у половины автобуса началась сильная диарея.
В Ларедо хор провёл три ночи, устраивая каждый день в отеле многочасовые спевки. За спиртным жаровцы отправлялись в Мексику. Граница между двумя государствами проходила по реке Рио-Гранде, пересекали ее по широкому мосту. На американском берегу — город Ларедо, на мексиканском — Нуэво-Ларедо. Горячительные напитки на мексиканской стороне стоили значительно дешевле, чем на американской. Поэтому некоторые хористы курсировали по мосту несколько раз на дню.
Первое выступление состоялось в городе Ларедо. Пришлось петь сразу после обеда и на открытой площадке — стадионе, где наспех было сколочено некое подобие эстрады. Выступать на открытом воздухе оказалось куда сложнее, чем в зале. Певцов поставили лицом к солнцу, беспощадно палившему, бившему в глаза и мешавшему видеть регента. Первое отделение, по традиции состоящее из церковных песнопений, отработали, почти не видя рук дирижера. После антракта дирекция снабдила всех хористов большими прозрачными темно-зелеными козырьками, державшимися на голове при помощи резинок. Петь стало намного удобнее и легче.
В середине второго отделения неожиданно пошёл мелкий дождик. Правда, он так же быстро прекратился, как и начался, однако воздух стал свежее. Третье отделение пропели в нормальных условиях и на одном дыхании. Публика неистовствовала, а Жаров и певцы понимали, что в концертном зале они выступили бы значительно лучше.
Дальше путь лежал в Мехико-Сити, куда добрались на автобусе. Затем несколько маленьких городков — и штат Пуэбла, откуда уже поездом направились в Гвадалахару. Прибыли поздно вечером. Концерт должен был состояться на следующий день. Что больше всего удручало в Мексике? Такого количества бедных, обездоленных людей хористы не видели ни в одной стране мира! Калеки, нищие, сбежавшие из деревень крестьяне, казалось, заполонили всё городское пространство, и ни у кого из них не было денег даже на самую дешевую ночлежку. В сравнении с этими бедолагами герои пьесы Максима Горького «На дне» выглядели вполне успешными.
Около входа в отель, где остановились певцы, играл небольшой мексиканский оркестр. Хозяин отеля за ужином осведомился, не желает ли хормейстер пригласить местных музыкантов в ресторан, чтобы во время еды они услаждали слух его артистов. Игра оркестра стоила очень дёшево, и Жаров сразу согласился. Донских казаков развлекал мексиканский певец с очень приятным голосом. Многие вспомнили Будапешт, где каждый вечер за ужином играл цыганский оркестр. Скрипач, разгуливая между столиками, лихо наяривал популярные мелодии, а оркестр с цимбалами, сидя на эстраде, ему аккомпанировал.