В 1942 году Жаров узнал, что И. В. Сталин всерьез обдумывал план вернуть руководителя Белого движения на Юге России генерала А. И. Деникина на родину, сражаться против агрессора. Нужно это было Сталину не для того, чтобы укрепить Красную армию, а для того, чтобы превратить всем хорошо известного в России генерала в символ национального единения. Внук крепостного крестьянина, генерал Деникин лучше всех подходил на эту роль. Кстати, именно поэтому потомственный дворянин барон П. Н. Врангель относился к нему с явным пренебрежением и искренне считал, что, в силу наследственности, Деникин так и не научился по-настоящему ездить верхом. А барона Врангеля, в свою очередь, ненавидел адмирал А. В. Колчак, полагавший, что за иностранную помощь во время Гражданской войны барон готов был отдать весь российский флот и прибалтийские земли в придачу. Деникин же, в свою очередь, недоумевал, как это морскому офицеру позволили командовать целой армией — ведь он ничего не смыслил в военных сухопутных операциях. Чрезмерные амбиции и непонимание современной обстановки в конечном счете и привели Белую армию к поражению. К осени 1942 года в живых остался только один белый генерал — Деникин, и Сталин по своими каналам получил информацию, что генерал сочувствует Красной армии.
В самом начале 1942 года Русско-американский комитет помощи Советской России обратился к Жарову с просьбой дать благотворительный концерт в пользу Красной армии. Это предложение повергло Жарова в шок! Он не мог представить даже в самом страшном сне, что когда-нибудь будет давать такой концерт! В пользу Красной армии!!! Однако Сол Юрок ему быстро объяснил, что с аналогичной просьбой к нему скоро обратится сама супруга президента США Элеонора Рузвельт и многие влиятельные личности из делового мира Чикаго желают, чтобы такое выступление состоялось.
Когда Жаров получил официальное письмо от госпожи Рузвельт, то вынес вопрос на общее собрание хора. Выяснилось, что с похожим предложением уже обращались к Платовскому казачьему хору Николая Кострюкова. Тот сначала наотрез отказался, а потом согласился с условием, что слова «в пользу Советской России» заменят на — «в пользу Американского Красного Креста». Менеджеры пообещали дирижеру выполнить его условие, но обещание не сдержали — хор Кострюкова дал концерт в пользу Советской России и в поддержку Красной армии.
После этого в белоэмигрантской прессе начались бурные дебаты: правильно ли поступил Кострюков? Сейчас тот же вопрос встал перед хором Жарова. Голоса певцов разделились, и начались ожесточенные прения. Один из танцоров даже заявил, что Сталин — благодетель русского народа, спасший страну и создавший мощное промышленное государство, а все цари — тираны русского народа. За такие слова ему тут же дали по физиономии, и дебаты продолжились с новой силой.
В конце концов «казачий круг» постановил, что от предложения жены президента отказываться нельзя, а также не подобает казакам выставлять ей какие-либо условия. Концерт в Чикаго прошёл с ошеломляющим успехом. Цены на билеты были заоблачные, но все стремились попасть именно на этот концерт — того требовал престиж. Американские газеты писали: «Военная песня — это духовный облик целого народа. Нет сомнения, что русские победят». Благодаря громкому выступлению хор получил такую рекламу в северных и восточных штатах США, что у него не хватило бы никаких денег сделать её самостоятельно.
Когда говорили пушки…
Сразу после Перл-Харбора и начала военных действий на Тихом океане в госпитали США стало поступать много раненых. Донской казачий хор часто выступал перед ними. Вот как описал одно из них американский военный журналист: «Выздоравливающие солдаты часто на таких концертах галдят, шумят и превращают концерты скорее в весёлые вечеринки, чем в серьёзные выступления. Когда же в госпитале пел для солдат хор Жарова, то среди военнослужащих царила такая тишина, что можно было слышать малейшие нюансы звучания. По уверению администрации госпиталя, такое было впервые за всё существование больницы».
В три первых дня октября 1943 года казачий хор дал три концерта в Метрополитен-опере. Огромный многоярусный зал был заполнен до отказа. И если в Европе значительную часть публики, как правило, составляли русские эмигранты, то в Нью-Йорке на выступления пришли в подавляющем большинстве американцы. На таких концертах большим успехом пользовались советские песни. До Второй мировой войны Жаров почти никогда не включал их в репертуар, но после Сталинградской битвы все кардинально изменилось.