– Гражданочка, нельзя ли побыстрее? Мой поезд стоит на станции всего сорок минут. По-вашему, я могу успеть проглотить свой бифштекс за пару секунд и при этом получить гастрономическое удовлетворение? – постукивая ладонью по деревянной столешнице, гундосил долговязый мужчина интеллигентного вида.
– О, я вас умоляю, сорок минут на станции – это почти вечность! – Быстрый взгляд буфетчицы прошелся по внешности долговязого. – А каков на вкус общепитовский бифштекс, вам наверняка рассказывать не нужно. Сколько вы их за свою жизнь съели? Вот и представляйте себе, чтобы время зря не тратить. Удовлетворитесь на ура.
– Эй ты, мадама, мой гамбургер из Магадана пешком добирается? Я возле твоей стойки два часа торчу! – Ладонь здоровенного бритоголового мужика, размером с экскаваторный ковш, с шумом опустилась на стойку.
– Сигнал микроволновки слышал? Вот и я не слышала. Жди, как звонок услышишь, так и хавка готова. – Перед ладонями-экскаваторами, сплошь покрытыми воровскими наколками, буфетчица благоговения явно не испытывала.
– Щас ты у меня звонка ждать будешь, – огрызнулся амбал, но как-то беззлобно, почти любовно. Бойкость буфетчицы ему импонировала.
– Послушайте, вы ведь однозначно не справляетесь. Может, позовете кого-то в помощь? – подала голос симпатичная девица лет двадцати с небольшим, стоящая в очереди чуть ли не последней.
– Отличная мысль! – радостно подхватила буфетчица. – Может, ты мне поможешь, милая? Руки у тебя, сразу видно, сноровистые. Запрыгивай за стойку, и погнали. Вместе мы эту ораву за секунду обслужим.
Очередь одобрительно загудела, кое-где раздались смешки. Девушка зарделась, но с места не сдвинулась.
– Гражданочка, да вы хамите! – возмутилась дама представительного вида. – До вас что, европейские стандарты обслуживания не дошли?
– О, так вы любительница европейского сервиса? – хохотнул мужик в наколках. – Тогда вам не в буфет, вам в спа-салон прямая дорога. Там и бабки другие за их сервис, и удовольствие покруче, чем от беляшей с котятами.
Остановившись поодаль, полковники наблюдали за этой сценой. Брови Гурова сошлись на переносице. Он понимал, что в такой обстановке ни о каком серьезном разговоре не может быть и речи. Но Крячко не унывал. Ему, похоже, местная атмосфера пришлась по душе. Он наслаждался давно забытой совдеповской перебранкой. Бросив взгляд на напарника, Стас усмехнулся:
– Предоставь это мне, – и, шустро пробившись сквозь очередь, подозвал жестом буфетчицу и что-то шепнул ей на ухо.
Она сверкнула глазами, развернулась вполоборота к дверям подсобки и зычным голосом крикнула:
– Наталья, подмени-ка меня!
– Ты только с перерыва, – отозвалась невидимая Наталья. – Хорош наглеть, Тамара.
– Мне срочно. – Тамара уже стягивала с себя чепец и фартук. – Не гунди, Наталья, говорю же, надо.
Из подсобки выкатилась шарообразная фигура с заплывшими жиром глазами и недовольно поджатыми губами. Одарив Тамару сердитым взглядом, женщина приняла из ее рук чепец и фартук, нехотя натянула их на свои необъятные телеса и встала за стойку. Очередь недовольно заворчала, понимая, что этот неповоротливый шар обслуживать будет еще медленнее, чем дезертировавшая с поля брани Тамара. Но под взглядом луноликой Натальи возражать никто не посмел.
Тамара обошла стойку, подхватила Крячко под руку и поволокла его в дальний угол буфета, где виднелась еще одна дверь. Тащила его Тамара шустро, Гуров едва поспевал за ними, лавируя меж любителями столовской пищи. Добравшись до двери, буфетчица резким движением толкнула ее внутрь, протащила за собой Крячко, и дверь тут же захлопнулась. «Ничего себе поворотик! – Гуров растерянно дернул дверь за ручку, но та не поддалась. – Про меня что, забыли?» Но нет, Крячко про напарника не забыл – через минуту дверь снова открылась. Тамара высунула голову в образовавшийся проем и поинтересовалась:
– Ты, что ли, Гуров?
– Я Гуров, – все еще находясь в растерянности, ответил Лев.
– Ну, заходи тогда, – посторонилась Тамара, пропуская его в тесный и темный коридор.
Чуть поодаль стоял Крячко и улыбался. «Интересно, что он ей наплел?» – машинально подумал Лев, но до поры предпочел оставить этот вопрос без ответа. В конце концов, желаемого он добился, метод, в чем бы он ни состоял, сработал. С остальным разберутся по ходу пьесы.