По ходу дезертирства этот был разношерстным. Семь поляков боролись за свободу, спасаясь от железной руки военного положения. Четыре из них были совершенно неизвестны, а двое пользовались лишь умеренным признанием: поэты, чьи идеи не так раздражали русских, как их стихи. В общем, обычная транзитная операция, с которой справятся даже клоуны из Центральной разведки. Вряд ли работа для AX.
Нет, это был тот, кто взывал к Нику, призрачным голосом умолял Меркьюри прийти к нему. Это был крик, связанный с другими привидениями. Он намекнул на информацию, на возможности, на устранение.
В нем говорилось о торговце смертью.
И Ник ответил, отряхнув древний псевдоним Меркьюри, и направился в сердце Богемии. И он ждал, молясь, чтобы один живой призрак действительно указал костлявым пальцем на другого. Предстояло погасить долг, обещание тринадцатилетней давности было выполнено. Торговец смертью был уже мертв; ему просто нужно было, чтобы Ник Картер проводил его до могилы.
Издалека явился достойный контрапункт задумкам Ника. Это был крик ночного ястреба, глухой на бескрайних просторах долины. Ник сел, глядя на становящуюся все более туманной луну, надеясь увидеть далекий силуэт птицы. Он заметил ее, кружащуюся в воздухе с распростертыми хищными крыльями - по своей природе торговец смертью.
Затем он снова посмотрел на тропу, ища вдалеке слабый намек на свет фар. На этот раз не будет ни грузовика с платформой, ни стычки кур. Просто маршрутка с перепуганными мужчинами. И разочарований не было бы. Не заметив огней, Ник сдвинулся с места.
- пристальный взгляд на местность, еще раз уверенный в своем одиночестве. Это было удачно выбранное место встречи, лишенное гуманности и правительственного контроля.
Довольный, Ник снова устроился в своей нише, в своем крошечном уголке темного леса, и позволил своим мыслям ненадолго блуждать. Он попытался представить, как должен выглядеть его призрачный призыватель сегодня. В памяти возник образ, несколько размытый обстоятельствами их предыдущей встречи. Была мальчишеская улыбка, полная оптимизма, и копна песочных волос. Это были изящные пальцы, пальцы художника, сжимающие домашние скрепки, и руки, которые ловко и цепко цеплялись за его собственные. Была молодость, была бравада и, наконец, была отставка.
Это было то, что Ник больше всего запомнил в Стефане Борчаке. Но он провел слишком много лет в этой области, чтобы обмануть себя, думая, что это те особенности, с которыми он вскоре столкнется. То, что всего тринадцать лет назад было мальчиком лет двадцати, теперь будет внешне намного старше. Все они были беглецами от угнетения. Дилер обещал жизнь, а не всю жизнь. Советская система могла взять дар жизни и сделать ей приговор гораздо более жестоким, чем ее альтернатива.
«Нет, - подумал Ник, - мужчина, которого я скоро встречу, будет совсем не похож на мальчика, которого я уронил у стены. Призрак, не более.
Та ночь вернулась к нему, а с ней и другой образ. Торговец, человек, которого он переименовал во мраке церкви из красного кирпича. И, фотографическая память или нет, это было изображение, которое отказывалось кристаллизоваться с какой-либо четкостью. Другие детали были гораздо яснее: вой сирен, грохот винтовок, нацеленных в его сторону, мерцающий свет костра, пробегающий вверх и вниз по бокам Дилера; эти изображения были очень четкими.
Но лицо ускользнуло от него, скрываясь в тени шляпы, тени церкви, тени стены. Все, что есть, кроме глаз. Они каким-то образом нашли свой собственный свет, исходящий из глубин тени, чтобы навсегда запечатлеть себя в памяти Ника. Это был ненавистный свет этих глаз, холодный и собственнический, который Ник решил погасить.
И это не было обязательством, основанным на одной ночи. За тринадцать лет были и другие встречи. Ночь у стены была для Ника незначительной победой. Ученые погибли, но сеть была раскрыта. Дилер оказался вне рынка свободы.
Но Дилер был первоклассным альпинистом. Он явно принял крещение Ника близко к сердцу и с легкостью переключился с агента на убийцу. Торговец смертью стал больше, чем просто обвинением, он стал реальностью, стремительной карьерой, построенной на костях любого, кто навлек на себя гнев или зависть советской системы. Это была призрачная реальность, которая не раз возвращалась, чтобы преследовать Ника.