Уже интересно.
— А если я хочу, чтобы гончая меня охраняла?
— В теории такое возможно, — голос Бродяги не изменился ни на йоту. — Гончих во все времена использовали для охоты, но если ты отдашь приказ — она будет следовать за тобой. И убивать всякого, кто проявит агрессию. Попытается тебя атаковать.
— Как отдавать команды?
— Гончая настроена на голосовое управление.
— И она знает русский?
— Теперь — да.
Я стоял в нескольких метрах от кальмара. За условной «спиной», если быть точным. Тварь не шевелилась и не прилагала видимых усилий для удержания высоты.
— Развернись, — приказал я.
По логике вещей, приказ мог быть адресован другому человеческому существу — Матвеичу, например. Однако гончая послушалась. То ли среагировала на тон, то ли ещё как догадалась, что распоряжение адресовано ей.
Щупальца плавно изогнулись.
Тварь изменила положение в пространстве.
Два рубиновых глаза уставились на меня. Беспристрастно, равнодушно. Ни агрессии, ни желания убить. Биомеханическая гончая — отчасти живой организм. Хоть убейте, не понимаю, как сочетаются древние технологии и обычная биология. И как вообще определить, что эта хрень — не только машина. Просто факт.
— Ты можешь отвечать? — вкрадчиво поинтересовался я.
Красные глаза дважды мигнули.
— Утверждение, — пояснил Бродяга. — Если мигнёт один раз, это будет означать «нет».
— Мысленных команд не предусмотрено?
— Я над этим ещё поработаю в ближайшие дни, — Бродяга, как мне показалось, немного смутился. — Тонкие настройки.
— Нужно дать тебе имя, — я посмотрел на биомеханическую тварь в упор. — Как насчёт… Хорвена? Скандинавы так называли кракенов.
Гончая дважды мигнула.
Я посмотрел на Матвеича:
— Насколько это легально?
— Ты о чём? — не понял каббалист. — Если о том, чтобы разгуливать по городу с гончей… сомневаюсь, что это понравится инквизиторам. Хотя точной информации у меня нет. Если о факте владения…
— У меня есть текст Кодекса, включая Закон Меча, — встрял Бродяга. — Согласно этому источнику, напрямую владеть гончими никто не запрещает. Однако, эти артефакты подпадают под категорию «смертельно опасные устройства, подлежащие обязательному лицензированию». Лицензию консистории выдают по собственному усмотрению. Часто отказывают соискателям. При этом опасное устройство может быть конфисковано.
— Так я и думал, — на моём лице появилась ироничная ухмылка. — Жаль, конечно. Заявиться в сопровождении такой штуки на приём было бы эпично.
Никто шутку не оценил.
Матвеич так и вовсе напрягся, когда речь пошла об инквизиторах.
— Вот что, — вынес я окончательный вердикт. — Пусть Хорвен поживёт в этой комнате. Я хочу, чтобы Бродяга настроил восприятие мысленных команд. Тебе, Матвеич, придётся подумать знаешь о чём? Можно ли встроить в моего боевого товарища иллюзион.
Брови каббалиста полезли на лоб.
— Не переживай! — я хлопнул подчинённого по плечу. — Сейчас всё уладим.
Повернувшись к гончей, я произнёс:
— Всех, кто живёт в моём имении, трогать нельзя. Матвеичу я разрешаю к тебе прикасаться. Приказ понятен?
Двойное мигание.
Как и было задумано, мы организовали званый ужин через несколько дней, причём Махмуд Шестой таки отсутствовал. По причине того, как он сам выразился, что не желает привлекать к своей персоне лишнее внимание. Что ж, человека можно понять. После всех этих дворцовых заговоров и интриг враги мерещатся за каждым кустом.
На ужине собралось около дюжины гостей.
Мы специально не обсуждали вопросы обороны, отдав предпочтение самому вечеру. Знакомились, присматривались друг к другу. Обсуждали последние новости, погоду, интересы и прочую ерунду. После ужина я устроил гостям небольшую экскурсию по нижнему этажу. Показал библиотеку, бильярдную и додзё, в котором на стойках хранилось разнообразное оружие. Разрешённое, полностью соответствующее хотелкам инквизиторов. Гости восхитились коллекцией, но ещё больше — разнообразием тренажёров и манекенов. Далеко не все приглашённые знали, что я живу в домоморфе, поэтому искренне удивились, когда я заявил, что время от времени меняю конфигурацию додзё и расширяю его по своему усмотрению. В общем, вечер прошёл довольно мило. А главное, Джан понемногу расцветала. Я видел, что турчанке очень не хватало светской жизни, к которой её приучали с детства.
Семнадцатого декабря, как и было запланировано, мы с Кучерой забили на Московский арбитражный суд. Вместо себя я отправил проекцию Феди, которая достаточно быстро вернулась с сообщением, что заседание перенесено. Раевский был вне себя от бешенства. Но сделать ничего не мог — арбитражники отказались нарушать процессуальный кодекс. Ещё через три дня «Молнию» официально ликвидировали. Я выдохнул с облегчением — приближался Йоль, во время которого вся жизнь в Фазисе замирала и добиться от людей исполнения своих обязанностей не представлялось возможным.