— Я никогда не забуду того, что он сделал!
— Правильно. Ты имеешь полное право судить Ксенократа, как он того заслуживает… но не слишком сурово. Подозреваю, что в игре задействовано много неизвестных нам переменных.
— То же самое сказал серп Фарадей.
Серп Кюри улыбнулась при упоминании этого имени.
— Ну и как там наш добрый друг Джеральд? — подмигнула она.
— Слухи о его смерти сильно преувеличены, — сказала Цитра. — По большей части он возится в саду да совершает долгие прогулки по пляжу.
Тот факт, что Фарадей жив, они решили хранить в тайне. Даже серп Мандела был убежден, что Цитра пряталась в Амазонии у какого-то родственника серпа Кюри, и у него не было причин подозревать, что это не так.
— Возможно, лет через сто я присоединюсь к его прогулкам по пляжу, — помечтала Кюри. — Но пока что у нас достаточно дел в Ордене. Нам предстоит множество решающих битв. — (Цитра заметила, что при этих словах наставница крепче вцепилась в баранку.) — На кону будущее всего, во что мы, серпы, верим. Идут даже разговоры о том, чтобы упразднить квоту. Вот почему ты просто обязана выиграть кольцо! Я знаю, ты станешь именно таким серпом, какой нам нужен.
Цитра отвела взгляд в сторону. Последние несколько месяцев, когда у нее не было возможности ходить на прополки, ее тренировки под руководством серпа Фарадея состояли в том, чтобы совершенствовать разум и тело; но что еще важнее, она много размышляла над этическими и моральными принципами, которых всегда должен придерживаться верный устоям серп. И дело вовсе не в замшелом консерватизме «старой гвардии». Просто так правильно. Цитра знала, что нынешний кровожадный наставник Роуэна не прививает ему высоких идеалов, но это еще не означает, что ее бывший соученик не исповедует их в глубине души.
— Роуэн тоже может стать хорошим серпом, — возразила она.
Серп Кюри вздохнула.
— Ему больше нельзя доверять. Вспомни, что он сделал с тобой на осеннем конклаве! Ты можешь оправдывать его сколько угодно, но факт остается фактом: он теперь неизвестная величина. В какую сторону он изменился под влиянием Годдарда, предугадать невозможно.
— Даже если и так, — сказала Цитра, наконец затрагивая тему, которой долго избегала, — не представляю, как я смогу его выполоть.
— Это будет очень больно, — признала серп Кюри. — По сути, только один поступок, который тебе придется в жизни совершить, будет еще мучительнее. Но ты найдешь способ. Я в тебя верю.
Что-то может быть больнее, чем прополка Роуэна? Что же это? Но Цитра побоялась спросить, потому что ей очень, очень не хотелось это узнать.
• • • • • • • • • • • • • • •
Сколько устаревших традиций и правил надлежит подвергнуть пересмотру! Серпы-основатели, при всех их благих намерениях, по-прежнему мыслили идеалами смертного времени, что неудивительно — они недалеко ушли от него. Они не могли предвидеть нужды будущего.
Первым делом необходимо избавиться от квоты. Это же абсурд — быть свободным в выборе методов и критериев прополки, но не в числе выпалываемых! Мы связаны по рукам и ногам, потому что вынуждены все время сверяться, не выпалываем ли мы меньше или больше дозволенного! Не лучше ли оставить прополку на полное наше усмотрение? Тогда те, кто склонен выпалывать слишком мало, избегут наказания, поскольку всегда найдутся серпы с более здоровым аппетитом и восполнят то, что они недоделали. Таким образом, мы станем помогать друг другу, а разве помощь своим коллегам не самое благое дело для всех нас?
— Из дневника почтенного серпа Годдарда
35
Визитная карточка успеха
В последний день года и за три дня до открытия зимнего конклава серп Годдард повел свою команду в очередную кровавую экспедицию.
— Но ведь мы уже выбрали всю квоту за этот год! — не замедлил напомнить серп Вольта.
— Я не потерплю, чтобы мелкие формальности связывали мне руки! — рявкнул Годдард. Роуэну даже показалось, что сейчас он стукнет Вольту, но наставник овладел собой и продолжил спокойнее: — К тому времени, как мы начнем прополку, в Паназии настанет Год Капибары. По моему мнению, это достаточное основание, чтобы зачислить нашу акцию в счет следующего года. И мы еще успеем вернуться и отпраздновать Новый Год!
Годдард решил, что сегодня они будут пользоваться самурайскими мечами. Хомски, однако, отказался расстаться с огнеметом:
— Это мой фирменный знак! С какой стати я должен портить свой имидж?
Всего Роуэн побывал с Годдардом на четырех прополках. Он обнаружил, что способен укрыться в некоем месте в глубине своей души, где чувствовал себя в меньшей степени участником происходящего — даже еще меньше, чем наблюдателем. Он опять превратился в латук — ни вкуса, ни значения, так, что-то вспомогательное. Легко не обращать внимания и еще легче забыть. Это был единственный способ сохранить здравый рассудок посреди кровавых утех Годдарда. Бывало, в разгаре рубки о Роуэне забывали настолько, что он даже помогал людям спастись. В другие разы Годдард держал его при себе, отдавая ему отработавшее оружие и беря у него новое. Какую роль для него изберут сегодня, Роуэн не знал. Если Годдард собирался пользоваться только самурайским мечом, то оруженосец ему ни к чему. Тем не менее наставник велел ему нести запасной меч.