Уже думал ее выкинуть или отнести назад и оставить в коридоре, чтобы никто и не узнал. Черт, я ничего не мог сделать с картиной. Единственная картина, которую я стащил до этого, была сделана на бархате. Говорят, ее для Элвиса Пресли нарисовали, понимаете? Или, может, он сам ее нарисовал? По-любому, восемьсот баксов за нее получил и был счастлив.
А теперь с этой не знал, что делать. Прибил ее в сарае. Как-то раз Делла, подружка моя, она в салоне красоты работает, так вот, лет пять назад она принесла журнал из салона, из тех, что клиенты глядят, пока ждут, и там была история про утерянную картину. Очень похожую на мою, только там она висела в Италии или что-то вроде. Я понимал, что и моя старая, ну… и что? Просто подумал, что на этом можно сделать настоящее дело. Принес ее домой, показал Делле, и мы повесили ее в кухонном углу.
– Так вот как ты меня нашел, – сказал Макс. За тридцать лет работы галерею Вольфа публично обвиняли один-единственный раз. История была сенсационной, в ней фигурировали знаменитые клиенты и домыслы насчет того, что Вольф продал краденую картину на «черном рынке». Макс проделывал подобное не раз и не два, но не при таких обстоятельствах, как писали в статье. Дело не закончилось ничем, кроме иска в суд за клевету, который Макс выиграл, и сопутствующей этому рекламы, которая ему вовсе не помешала. Статья вышла в том же номере, где была другая, о пропавшей картине Караваджо.
– Точно так, – с гордостью сказал Лонни. – Я прочел статью. Итак, мистер Макс Вольф, как думаете, сможете мне помочь?
Джо Кули расхохотался.
– Только представьте себе, картина Караваджо на стене трейлера. Рядом с бутылкой соуса для спагетти.
– Думаю, сам Караваджо это бы оценил, – с улыбкой ответил Макс.
Он закрыл папку и похлопал по ней.
– Так что теперь она твоя. С таким-то простым происхождением. Осуждение, увенчаное проклятием, как сказал один мудрец. Зеркальное отражение ее создателя.
Он слегка пожал плечами.
– Или просто прекрасная картина. Итак, скажи, ты удовлетворен?
– Я удовлетворен, Макс, друг мой, с того самого момента, как ты мне сказал, что я вообще могу ее купить. Но мне любопытно. Почему ты обратился ко мне? Почему ты не вернул картину Маслову?
– Чистой воды экономика. Я весьма неплохо знаю Виктора Маслова. Он заплатил бы мне вознаграждение за находку. Щедрое, но, с другой стороны, скромное вознаграждение. Ты, в свою очередь, заплатишь мне больше. Куда меньше, чем ее истинная стоимость, но много больше, чем Маслов. И никогда не станешь демонстрировать ее публично, как сделал бы это Виктор. А если выставишь, то столкнешься с бесконечной и отвратительной чередой судебных исков прежних ее владельцев, которые попытаются вернуть себе то, что когда-то им принадлежало. Нет публичности – нет проблем. Картина удовлетворит твое тщеславие – прости, но ведь это так? Ты будешь за ней следить, а вопрос собственности оставишь своим наследникам. Виктор – реалист. Я всегда с ним честно вел дела, ценю его как клиента, но я ему ничем не обязан. Он картину потерял, я нашел. Я не вор и не полицейский на службе у Виктора. Просто посредник в области произведений искусства.
Джо Кули Барбер рассмеялся.
– Как все просто, правда, – сказал он, качая головой. – Мне этого действительно достаточно.
– Думаю, теперь я выпью бокал вина, – сказал Макс.
Джо Кули налил ему вина, а потом двойной виски себе. Снял трубку и связался со своим финансовым менеджером. Тот, в свою очередь, связался с банкиром. Нью-Йорк, Багамы, Каймановы острова, деньги летели со скоростью света, пока Макс потягивал вино, задумавшись. Получив подтверждение от своего банкира, он встал, и Джо Кули помог ему собрать вещи.
– Значит, дело сделано, – сказал Макс.
– Как обычно, быстро, – ответил Джо Кули Барбер. – Господь всеблагий улыбается, глядя, как эта несчастная картина наконец нашла место в таком благословенном доме, как этот. Новая глава в ее происхождении, золотая.
Взлетел небольшой реактивный самолет, и Макс любовался прекрасным видом заходящего за Пайкс Пик солнца. Почувствовал огромное облегчение и спокойно спал все время, пока они летели. Вернувшись в свой кабинет на Манхэттене, он позвонил Лонни Мэку, который пришел в неистовую радость, услышав, что получит полмиллиона долларов за картину, которую едва не выкинул.