– Ну здравствуй, Павел ты наш Семенович, - протянул он вялым голосом. - Что хорошего на этот раз скажешь?
Павел наш Семенович посмотрел на него одним глазом и ничего не ответил. Он прекрасно разбирался в оттенках начальственного голоса и знал, что фраза не требует реакции. Пока не требует.
– Молчишь… - продолжил Председатель. - И правильно делаешь, ничего у тебя нет хорошего. Заговоры под боком зреют, студенты волнуются, саботажники народные продукты укрывают. Бардак в твоем ведомстве, дорогой товарищ Шварцман. Что скажешь?
– Жисть моя жистянка, шеф, - скромно потупился Шварцман. - Не поверите, совсем текучка заела, на серьезные дела даже и времени не остается, - он развел руками. - Все больше на мелочи время уходит.
Шварцман сокрушенно вздохнул, придав лицу скорбное выражение.
– Но насчет заговоров и саботажников - это вы, Александр Владиславович, зря, - на его лице к мировой скорби добавилась еще и легкая обида. Совсем легкая, чтобы шеф ненароком не обиделся сам. - Здесь работа у нас идет, кипит, можно сказать. Вот недавно еще одного нашли. Заговорщика, хе-хе. Молодой и весь такой деятельный… Горит желанием поработать на благо общества, горы для этого своротить, но главное - местечко себе потеплей и повыше отхватить. Далеко пойдет парень… если не пристрелят ненароком, - его рот скривился в сардонической ухмылке. - Всего-то был завснаб в зачуханном министерстве, а апломба - как у президента Сахары… Хороший парень, правильный, побольше бы мне таких.
Он покачал головой.
– И студенты не так уж и волнуются, мы волнуемся больше. Крикуны молодые, в массе - прямо волки, а как поодиночке на доследование вызовешь - овцы овцами. Только и заботы у них, как бы побыстрей до мамочки добраться, - Шварцман изобразил притворное сочувствие. - Ну да молодые они еще, горячие, опыта жизненного никакого…
– До мамочки, говоришь? - раздумчиво пробормотал Председатель. - До мамочки… да… - Он внезапно наклонился вперед, его глаза впились в лицо начальника канцелярии. - А вот скажи ты мне, друг милый, как же это на последней акции наши люди погибли? А? Как доблестные усмирители умудрились под свои же танки влезть? И на кой вообще туда танки погнали, объясни мне на милость? С сахарским спецназом воевать, что ли, собрались?
Лицо Шварцмана стало абсолютно бесстрастным. Откуда это старый козел узнал подробности? Я ему точно не говорил, и никто из моих людей тоже. Дуболом, что ли, подсидел? Да когда же успел, гад? А я-то возомнил о себе… Старею. Теряю осторожность. Как бы не проколоться на таких мелочах, а то обидно будет так сойти с дистанции. Ну-ка, ну-ка, поосторожней.
– Суворов, дубина, перестарался… - С досадой в голосе ответил он. - Я не уследил. Генерал наш непобедимый, ему бы оловянными солдатиками командовать, не живыми людьми! Я тоже виноват, само собой. Этому вояке было сказано - стандартные средства борьбы с толпой плюс что-нибудь бронированное, с водометами. А он танкист бывший, - Шварцман употребил крепкое выражение, характеризующее профессию генерала, - так для него бронированное, как оказалось, означает исключительно "Коровиных". Знал бы, сам бы операцию провел.
Начальник канцелярии тяжело вздохнул, всем своим видом демонстрируя хорошо осознанную вину. Ни он, ни Народный Председатель ни на грош не верили подобной демонстрации раскаяния, но Шварцман считал необходимым время от времени демонстрировать хозяину свою глупость. Просто для успокоения слабых хозяйских нервишек.
– Но ведь это не просто очередной разгон толпы. Газеты мы уже придержали, так что ни о чем, кроме дебоша пьяных распоясавшихся студентов, публика не узнает. Тут все путем. А вот тот шут на непонятной машине… Он-то и есть наш главный гвоздь в заднице.
Шварцман исподтишка наблюдал за Председателем. На сообщение о вмешательстве неизвестной силы (когда Шварцман задумывался об этом, у него начинали бежать мурашки по спине. Неизвестная сила в государстве, которое вот уже три сотни лет контролирует полмира!) тот никак не среагировал. Значит, шеф действительно не до конца из ума выжил. Подстраховался, не стал все яйца в одну корзину класть. Недаром Дуболом вернулся так стремительно, вопреки его, Шварцмана, воле! Явно не все ниточки ему обрубили в свое время…
– Дело в том, что у меня нет даже предположений, кто это может быть. Вот уж хоть казните на месте или в отставку по старости отправляйте - нет, и все тут! Впервые со мной такое за много лет…
Шварцман нервно потер руки и попытался устроиться на стуле поудобней. От внимания Председателя не укрылось, что эта нервозность уже не казалась наигранной. Да, старый волк срабатывается. Ведь чистокровный еврей, с характером саутическим и стойким, и ни капли немецкой крови в нем нет, о чем бы не перешептывались недоброжелатели (интересно, а желает ли ему добра кто-нибудь, кроме непосредственных холуев?). Если уж ерзает, как сейчас, значит, либо нервишки пошаливать начинают, либо действительно прохлопал что-то серьезное. Либо в какие-то свои игры играет. Впрочем, в любом случае пора его потихоньку задвигать. Стареет, хватку теряет… "- Он слишком много знал, - сказал шпион Сидоренко." Председатель усмехнулся возникшей в голове фразе из какого-то старого, еще времен Большого Рывка, детектива. Интересно, кстати, как наш рыцарь плаща и кинжала воспримет эту усмешку? Ну ничего, начальник должен оставаться слегка загадочным, насколько это возможно со старым соратником, держать подчиненного в неуверенности, а то какой же он начальник… Того и гляди, подчиненный решит, что сам все знает и понимает, а то и задумается, нужен ли ему вообще такой шеф. И не стать ли ему самому шефом…
Кстати, это мысль. Проверим-ка, не решил ли Шварцман опять сыграть в "короля горы". Больше десяти лет с той попытки прошло, а вдруг да снова гордыня взыграла? Сейчас же после встречи науськаю на него Дуболома. Не знаешь ты еще, Павлик, про новые обязанности Дуболома, и это хорошо, что не знаешь. Для меня хорошо, а вот для тебя, наверное, и плохо. Председатель стер с лица усмешку.
– Так, говоришь, не знаешь? - обманчиво безразлично проговорил он. - Не знаешь… Ну и ладно, подумаешь, эка невидаль. Мало, что ли, у нас тут неизвестных шляется, кто с помощью собачьего свистка танковую атаку остановить может. Останавливают, и шут с ними. Так, что ли?! - гаркнул он во все горло. Горло явно обиделось на такой неделикатный переход и надсадно засвербело. Это по-настоящему разозлило Председателя. - Болван недоделанный! Ты представляешь, что это такое?! Непонятно кто, непонятно как, непонятно чем вырубает роту пехоты и танковый взвод в течение нескольких секунд, а ты даже предположить не можешь, кто за этим стоит! А если это Сахара, мать ее за ногу, диверсии устраивает? Это второй мировой войной пахнет, а ты не знаешь? Я тебя вообще зачем держу? - Председатель откинулся в кресле с побагровевшим лицом. Он несколько секунд тяжело дышал, в упор глядя на начальника тайной полиции. - Ну, что молчишь? Хоть что-то ты сказать можешь, или мне тебя прямо сейчас на пенсию отправить?
Шварцман исподлобья поглядел на Председателя. Тот ответил не менее мрачным взглядом, так что Шварцман понял, что его отставка - не пустая угроза. Если сейчас же он не придумает, что сказать, то, вполне вероятно, его песенка спета. Потом, возможно, шеф и пожалеет о своем импульсе, да только поздно будет.
– Вряд ли Сахара имеет к этому отношение, - раздумчиво произнес он. - Они же у нас Великая Республика, а в великой республике без решения парламента их задрипанного даже осень не начнется. Прошла весна, настало лето, спасибо партиям за это… В парламенте же у них про войну никаких разговоров не велось - до вчерашнего вечера, во всяком случае, сегодняшние отчеты до нас еще не дошли. А если это без парламента раскручивается, то не стали бы они - кто бы они ни были - так рисковать своей шкурой раньше времени. А то ведь Военный Комитет у них даже Верховного Маршала из кресла вышибет, если тот чихнет неправильно. Да и потом, новое оружие применять не на поле боя, а при подрывной деятельности - ну не полные же идиоты у них там сидят! Ну и еще разные мелкие детали, - Шварцман сделал паузу, как бы откашливаясь.