Елена и Пифей стали справа от помоста, предназначенного для судей, и почти сразу члены ареопага стали занимать свои места, словно дождавшись выхода главной героини.
Глава ареопага, архонт басилевс, встал и поднял ладонь, призывая народ к молчанию. Воцарилась полная тишина. Стоявшие сзади вытягивали шеи и прикладывали руки к ушам, не надеясь услышать все, но звучный голос архонта легко достиг самых последних рядов:
- Город Афины против гетеры Елены по обвинению в убийстве афинского стратига Андроника. Город Афины представляет архонт-фесмофет Геронт. От имени Елены выступает философ Пифей.
Архонт повернулся в сторону Акрополя, где стояла огромная бронзовая статуя Афины-Промахос ( Воительницы). Даже на таком расстоянии ослепительный блеск ее шлема и копья был хорошо виден. Белый дым, поднимавшийся из храма Эрехтейона, свидетельствовал, что жрецы уже принесли положенные жертвы покровительнице Афин.
– Великая богиня, - проговорил архонт басилевс, приложив руку к сердцу, - помоги нам судить мудро и справедливо.
Глава ареопага сел, и на площадку перед помостом вышел Геронт. Он слегка повернул голову вправо и окинул гетеру презрительным взглядом, в котором Елена почувствовала ненависть и глубоко запрятанное торжество.
« Начальник воды» вылил воду в клепсидру, водяные часы, которые представляли собой две чаши. Жидкость из первой по капле вытекала во вторую, отмечая время. Как только первая капля со звоном ударилась о дно глиняной чаши, Геронт начал говорить.
…Уже две трети воды в клепсидре перелились в нижнюю чашу. Пифей внимательно слушал обвинительную речь фесмофета. На лице философа застыла надменная усмешка, но в душе его росла тревога.
Обвинение Геронт было построено не на фактах, а на эмоциях. Он сумел пробудить в душах слушателей самые низменные чувства, играя на их зависти, ненависти к чужакам, всему тому, что стояло выше их понимания.
Энергичная речь обвинителя наэлектризовывала толпу. Все чаще слышался возбужденный шум. Уже не раз одобрительные крики слушателей вызывали самодовольную улыбку на лице фесмофета.
Пифей ясно понимал, что доводами разума, блестящими логическими построениями вряд ли удастся смягчить эффект обвинительной речи и повернуть симпатии толпы в сторону Елены. Философ украдкой взглянул на судей. Их лица ничего не выражали, но Пифей заметил несколько взглядов, которыми члены ареопага внимательно оглядывали возбужденно гудящую толпу.
Пифей перевел глаза на Елену. Она спокойно стояла с ним рядом. Полуприкрытый ресницами взгляд ясных серых глаз, оттененных наброшенным на голову гематием, был отрешенно устремлен поверх голов слушателей.
– Она уверена во мне, - с острым беспокойством осознал Пифей. – А я? Смогу ли ее спасти?
Тут он заметил, что на лице Елены изобразилось удивление, она перевела взгляд на Геронта. Пифей прислушался.
- …Продажной девке, торгующей своими ласками, ничего не стоит продать врагам интересы города, который не является ей даже родным.
С последней каплей воды Кресил закончил свою речь. На Ареопаге стоял сплошной рев.
– Смерть шпионке! Мерзкая шлюха! – неслось со всех сторон.
- Я задушу ее собственными руками! – надсаживаясь, орала краснолицая ненавистница гетер.
Присутствующие на суде служительницы Афродиты сбились в испуганную стайку и пытались покинуть холм, но беснующаяся толпа преградила им дорогу.
Пифей видел огорченные лица своих друзей и лихорадочно пытался сообразить, что делать. «Начальник воды» уже перелил воду в верхнюю чашу клепсидры, упали первые капли, но крики не умолкали. Пифей взглянул на судей, но по их каменным лицам понял, что они не собираются прийти к нему на помощь. И тогда он сделал то, чего никто не ожидал.
Одним движением руки он сорвал с гетеры хитон, а другим сдернул с ее головы гиматий и распустил волосы.
– У-ух! – единым выдохом ответила толпа.
На фоне зелени возникла обнаженная фигура женщины. Она была неподвижна и напоминала одну из тех прекрасных статуй, которыми афиняне любили украшать свой город.
Хотя поступок Пифея был совершенно неожиданным для Елены, она не пошевелилась, не вздрогнула. Юная женщина стояла в спокойной непринужденной позе, не скрывая ни единой линии своего пленительного тела. Яркий свет солнца окружил ее фигуру мягким сиянием. Густые золотистые волосы упали обильной волной на великолепные плечи цвета светлого янтаря. Кровь зажгла ярким румянцем щеки Елены, белки ее огромных глаз поголубели, и когда она подняла глаза, голубое их сияние разлилось в воздухе. Казалось, сама великая Афродита явила свою красоту смертным.
Как будто пораженная громом толпа замерла в ошеломленном молчании.
Выдерживая паузу, как хороший актер, Пифей скользил глазами по лицам собравшихся. Он видел ненависть и вожделение в глазах Геронта, побелевшие, судорожно сжатые губы Лидии, смешные в своей оторопелости лица судей. С тайным восторгом заметил он, как смягчились лица людей в толпе, как исчезали из их глаз ожесточение и зависть, как свет восхищения делал их более мягкими, человечными – и понял, что победил.
Тогда он вскинул руку, в которой гиматий Елены развевался, как знамя, и голосом, проникновенную силу которого так хорошо знали его друзья, воскликнул: - Именем наших великих богов клянусь, такая прекрасная женщина не может быть преступницей!
…Возвращение Елены и Пифея домой было триумфальным. Толпы поклонников окружили гетеру и ее защитника, громко прославляя красоту одной и ум другого. По дороге к ним присоединялись все новые и новые любопытные, восторг толпы усиливался, и, наконец, афинянин огромного роста схватил Елену и посадил ее на свое широченное плечо. Прекрасная гетера смеялась, ее распущенные волосы золотым плащом развевались по ветру, глаза сияли волнением и радостью победы.
Воодушевленные этой картиной поклонники Пифея, среди которых были представители самых аристократических родов, тоже хотели понести своего кумира. Но философ, смеясь, отказался от такой чести и продолжал идти, окруженный своими почитателями, перекидываясь шутками и остротами с афинянами, спешившими поприветствовать победителя. Кто-то водрузил ему на голову венок, сплетенный из роз и листьев лавра, и Пифей выглядел по меньшей мере Аполлоном, а Елена в глазах своих бывших ненавистников олицетворяла великую богиню любви и красоты.
Маленькая Европа, с самого утра тревожно ожидавшая возвращение своей госпожи, очень испугалась, услышав оглушительный шум. Но, выглянув из калитки и увидев веселое лицо Елены, вознесенной над толпой, она взвизгнула от восторга и с криком «Победа! Победа!» бросилась в дом, целуя всех, кто попадался ей по дороге. Поцелуй достался и ее юному поклоннику-рабу, который от восхищения замер на месте, приложив руку к щеке, как бы желая подольше сохранить прикосновение нежных губ.
Простившись с провожатыми у дверей дома, выслушав десятки комплиментов и десятки раз выразив свою благодарность, Елена взяла Пифея за руку и повела за собой. Она ввела его в свою комнату. Там, не говоря ни слова, она несколько мгновений смотрела ему в глаза, а затем крепко обняла.
Усадив философа на тронос, она устроилась у его ног, подняв к нему огромные глаза, полные любви и благодарности.
– Теперь моя жизнь принадлежит тебе, - сказала она с улыбкой.
Философ отшутился: - Ты же помнишь мою клятву – спасая тебя, я прежде всего спасал себя.
Вспомнив оторопелые лица судей, Елена весело рассмеялась: - Но скажи, как же тебе пришло в голову обнажить меня перед всеми Афинами?