Лицо ее друга стало серьезным. – Я думаю, что сама Афродита управляла мной, Мы с тобой должны принести ей богатые жертвы. Но и Афину не стоит забывать, ведь она все же помогла ареопагу судить мудро и справедливо.
Весело смеясь, они сплели свои руки, с радостью чувству, как близки они стали друг другу, как окрепла их дружба.
Но вот Пифей поднялся, собираясь уходить. – Сегодня в доме Тимона будет симпосион в честь нашей победы, - сказал он. – Ты придешь?
Гетера покачала головой: - Нет. Мне хочется побыть одной. Извинись перед друзьями и поблагодари их от моего имени.
Философ понимающе кивнул: - Отдыхай, дорогая. У нас будет еще много праздников. И, расцеловав подругу в обе щеки, он ушел.
Проводив философа, Елена медленно обошла комнату, вглядываясь в давно знакомые вещи. Мысль о том, что она могла больше никогда не увидеть всего этого, заставила ее еще сильнее почувствовать обаяние родного дома. Все немногочисленные предметы обстановки были с любовью сделаны руками ее друзей и поклонников, лучших художников Афин, и поэтому комната была наполнена атмосферой чистоты и гармонии.
Еще раз обегая ее глазами, Елена увидела выглядывающую из-за двери смущенно-радостную мордочку своей маленькой подружки. Гетера ободряюще улыбнулась ей, и Европа тут же влетела в комнату и с размаху обвила руками талию своей госпожи, заставив ее покачнуться.
- Как я рада! Как я рада! – тараторила девочка. – Я так боялась! Все боялись. А теперь Селия сказала, что приготовит праздничный ужин. Что бы ты хотела, госпожа?
Улыбаясь, Елена взяла Европу за руку и вышла к своим слугам. Вглядываясь в их радостные лица, молодая женщина чувствовала, что они искренне волновались и переживали за нее, и от этого у нее на душе становилось еще теплее.
На кухне было жарко от разгорающегося очага, кухарка Селия и мальчик-раб чистили овощи и орехи для праздничного ужина. Хотя Елена ничего не ела со вчерашнего дня, она не ощущала голода. Выпив теплого молока с медом, она попросила, чтобы ей приготовили ванну, а сама прошла в конюшню.
Там приятно пахло сеном, веселые солнечные зайчики прыгали сквозь приоткрытые ворота на начищенную сбрую, Любимая кобыла гетеры Терпсихора, которая получила свое имя за изящные, как бы танцующие движения, ласково посмотрела на хозяйку. Елена провела рукой по теплой лошадиной морде и со вздохом облегчения прижалась к ней щекой. Страшное напряжение этих тяжелых дней начало спадать.
Неугомонная Европа, которой все время хотелось быть рядом с любимой госпожой, вошла в конюшню с большой миской, полной молоко и раскрошенного хлеба. – Надо и кошкам устроить праздник, - сказала она и позвала: - Кис-кис-кис!
Зашуршало сено, и из разных концов конюшни стали появляться кошки. Елена всегда любили этих животных, но сегодня она с особым умилением смотрела на пушистых зверьков, с аппетитом поглощавших неожиданное угощение, и чувствовала влагу на своих ресницах.
Утолив голод, кошки расселись на небольшом расстоянии друг от друга и дружно принялись тереть лапами свои носы и уши. А любимец Елены, большой бело-ражий кот Тимофей, подошел к гетере и, встав на задние лапы, передними вцепился в подол ее хитона, требуя взять его на руки. Елена прижала его к груди и, слушая радостное мурлыканье, пошла в дом, где ее ожидала ванна.
Глава V
Елена проснулась на закате с ощущением блаженного спокойствия на душе и неги во всем теле. Она долго лежала, бездумно глядя на тени, которые заходящее солнце и кусты жасмина за окном чертили на бело-голубой стене. Наконец-то страшная опасность, угрожавшая гетере, была позади. Ей не надо будет уезжать из этого города, ставшего для нее родным, покидать друзей и поклонников. Она по-прежнему молода, красива и знаменита, даже еще более знаменита, чем раньше, а значит, впереди у нее много счастливых дней. Елена с наслаждением потянулась, сбросив на пол покрывало. И вдруг, казалось, навсегда исчезнувшее чувство опасности проснулось в ее душе. Краем глаза она заметила у двери чью-то фигуру. На мгновение она замерла, надеясь, что ей это только привиделось, но не в ее обычае было поворачиваться к врагам спиной, и одним резким движением она села на ложе, устремив твердый взгляд на дверь.
Там стоял Перикл.
Елена быстрым взглядом охватила всю его мощную фигуру. Казалось, юноша был охвачен диким возбуждением. Его одежда запылилась и была в беспорядке, завитки волос прилипли к потному лбу. Он крепко обхватил себя руками, как бы стараясь удержаться от какого-то безумного поступка.
Одно мгновение Елена смотрела в его горящие непонятным огнем глаза. – Он не поверил в мою невиновность, - пронеслось у нее в голове. – Он пришел совершить свой собственный суд.
И тут же, сделав резкое движение вперед, Перикл оказался на коленях перед ее ложем. – Прости, прости меня, - произнес он хриплым усталым голосом, - что я мог поверить, усомниться… - и он припал губами к ее обнаженной ступне.
Эти бессвязные слова и прикосновение горячих сухих губ многое сказали Елене. Она поняла, как он страдал все это время, разрываясь между печалью об Андронике и любовью к ней, и волна нежности и жалости затопила ее сердце. Не говоря ни слова, она положила руку на его склоненную голову, с удовольствием ощутив густоту и упругость его темных волос
Перикл поднял голову, и Елена впервые увидела его лицо так близко. Чистая четкая линия лба, прорезанного рожденной первым страданием морщинкой, переходила в прямой красивый нос. Губы были четко очерчены, тверды и, в тоже время нежны. Решительный подбородок придавал мужественность этому прекрасному лицу.
Вот почему мне все время казалось, что я его где-то видела, - подумалось Елене, - ведь он же вылитый праксителевский Гермес. Так же божественно красив. В нем чувствуется кровь Андроника, хотя они почти не похожи. Но есть еще что-то…
Она не успела додумать. Губы Перикла шевельнулись, и чтобы не дать ему заговорить, гетера приложила к ним свой нежный палец. – Молчи, с улыбкой сказала она, - не надо оправданий. Я все поняла – тебе тоже пришлось нелегко.
Темные глаза юноши засветились благодарностью. – Ты – божественная, - прошептал он. Под его жарким взглядом Елена вдруг вспомнила, что она обнажена. И хотя еще несколько часов назад она бестрепетно стояла обнаженной пред глазами тысячной толпы, сейчас она почувствовала смущение. Схватив с пола покрывало, она быстро закуталась в него.
Перикл вскочил на ноги и смущенно улыбнулся: - Я напугал тебя. Прости, я сейчас уйду.
Ну уж нет, - лукаво ответила Елена, - тебе придется искупить свою вину и разделить со мной ужин. Моя кухарка будет разочарована, если никто не отдаст должное ее мастерству. Затем она добавила уже серьезно: - Твой дядя был моим другом. Я хочу, чтобы мы тоже подружились.
Перикл в замешательстве оглядел свою запыленную одежду. – Это легко поправить, - весело сказала Елена и крикнула: - Европа!
Дверь тут же распахнулась, и изумленная гетера увидела, что в коридоре столпились все ее рабы. Мрачный Келос сжимал в руке здоровенную дубинку, всем своим видом показывая, что плохо придется тому, кто обидит его госпожу. Взглянув друг на друга, Перикл и Елена расхохотались.
- Ну, вот видишь, Перикл, - проговорила гетера сквозь смех, - тебе не уйти отсюда без искупительной жертвы. Европа, ванну и чистую одежду нашему гостю!
Полная луна заглядывала во внутренний дворик дома Елены, где у бассейна за праздничным ужином расположилась молодая пара. Служанки расстелил на мозаичном полу большой ковер из мягких, хорошо выделанных шкур зебры, поставили небольшой столик с закусками и вином. Елена и Перикл полулежали по обе стороны низкого стола, опершись на кожаные подушки. Темные волосы Перикла казались совсем черными от влаги недавнего купания и от белоснежной туники, в которую его одели служанки гетеры. Красота юноши произвела на них сильное впечатление, и Елена прятала лукавую улыбку, наблюдая, какими необыкновенно плавными и грациозными сделались движения девушек, накрывавших на стол.