– Забыть эту ночь невозможно!
– Вовсе нет. Соберись с духом, мой милый. Два часа назад ты себя считал уже покойником, но, как видишь, ты жив и у тебя есть силы разговаривать. Ну вот! Картер привел тебя в порядок. Во всяком случае, почти. А я займусь твоим туалетом. Джейн! – Он повернулся ко мне в первый раз после того, как вошел в комнату. – Вот ключ. Спуститесь ко мне в спальню, пройдите прямо в гардеробную, откройте верхний ящик комода, достаньте чистую рубашку, шейный фуляровый платок и принесите их сюда. Поторопитесь.
Я пошла, открыла указанный ящик, нашла требуемые предметы и вернулась с ними.
– Теперь, – распорядился он, – отойдите за кровать, пока я помогу ему одеться. Но останьтесь в комнате. Возможно, вы еще понадобитесь.
Я подчинилась.
– Пока вы ходили, Джейн, вы не слышали, кто-нибудь встал? – вскоре спросил мистер Рочестер.
– Нет, сэр, там полная тишина.
– Мы тебя увезем незаметно, Дик. Так будет лучше и для тебя, и для несчастной там, за дверью. Я очень старался хранить все в тайне, и мне не хотелось бы огласки теперь. Картер, ну-ка помогите ему с жилетом. Где твой плащ на меху? Я же знаю, в этом чертовом климате ты и мили без него не проехал бы! У тебя в комнате? Джейн, сбегайте в комнату мистера Мейсона, она рядом с моей, и принесите плащ.
Снова я побежала и вернулась с большим плащом, подбитым мехом и с меховой опушкой.
– А теперь у меня есть для вас еще одно поручение, – сказал мой неутомимый патрон. – Вам придется снова спуститься в мою спальню. Как удачно, что на вас бархатные туфельки: деревянные башмаки были бы крайне неуместны. Откройте средний ящик моего туалетного столика, достаньте флакон и стаканчик, которые увидите там. И побыстрее!
Я побежала и вернулась с требуемыми сосудами.
– Отлично! Теперь, доктор, я возьму на себя смелость собственноручно дать ему дозу. Это снадобье я купил в Риме у итальянского шарлатана – вы бы, Картер, прогнали его пинками! Злоупотреблять им не стоит, но в некоторых случаях оно незаменимо – вот как сейчас. Джейн, немного воды!
Он подставил стаканчик, и я наполовину наполнила его водой из графина.
– Достаточно. Теперь смочите края флакона.
Я смочила их. Он отмерил двенадцать капель рубиновой жидкости и протянул стаканчик Мейсону.
– Выпей, Ричард. На час-другой это прибавит тебе смелости, в какой ты нуждаешься.
– Но не повредит? Не обожжет?
– Пей же! Пей! Пей!
Мистер Мейсон подчинился, так как ничего другого ему не оставалось. Он был уже одет и, хотя оставался бледным, в остальном выглядел так, словно с ним ничего не случилось. Мистер Рочестер позволил ему спокойно посидеть три минуты, а потом взял под руку.
– Я уверен, теперь ты сможешь встать на ноги. Ну-ка попробуй!
Раненый встал.
– Картер, возьмите его под другую руку. Веселей, Ричард. Несколько шагов – и все.
– Мне и правда лучше, – объявил мистер Мейсон.
– Я так и полагал. А теперь, Джейн, спорхните вниз по черной лестнице раньше нас, откройте боковую дверь и скажите кучеру коляски, которую увидите во дворе… или сразу за оградой – я предупредил его, чтобы он не грохотал колесами по булыжнику, – и скажите ему, что мы уже спускаемся. И, Джейн, если увидите кого-нибудь, вернитесь к лестнице и кашляните.
Время шло к половине шестого, и солнце должно было вот-вот взойти, но в кухне все еще царили мрак и тишина. Засовы на боковой двери были заложены, и я отодвинула их, как могла бесшумнее. Двор был пуст, но за открытыми воротами виднелась запряженная коляска. Кучер сидел на козлах, я подошла к нему и сказала, что джентльмены сейчас придут. Он кивнул, а я внимательно посмотрела по сторонам и прислушалась, но все вокруг окутывала утренняя дремота, занавески на окнах, за которыми спали слуги, оставались задернутыми. Пичужки только-только защебетали в цветущем плодовом саду среди деревьев, чьи ветви будто белые гирлянды колыхались над оградой по ту сторону двора. Упряжные лошади в конюшне переминались с ноги на ногу, но больше ничто не нарушало тишины.
Из двери вышли джентльмены. Мейсон, поддерживаемый мистером Рочестером и врачом, шел, казалось, довольно легко. Они помогли ему сесть в коляску. Картер сел рядом с ним.
– Позаботьтесь о нем, – сказал мистер Рочестер врачу. – Пусть он поживет у вас, пока совсем не выздоровеет. Я заеду на днях справиться о нем. Ричард, как ты себя чувствуешь?
– Свежий воздух придал мне сил, Фэрфакс.
– Откройте окошко с его стороны, Картер. Ведь ветра нет. Прощай, Дик.
– Фэрфакс…
– Так что же?
– Пусть о ней хорошо заботятся, пусть с ней обращаются как можно бережнее, пусть… – Он умолк и разразился слезами.
– Я делаю все, что в моих силах. Делал прежде и буду делать дальше, – ответил мистер Рочестер, захлопнул дверцу коляски, и лошади тронулись. – Хотя всем сердцем хотел бы, чтобы всему этому пришел конец, – добавил он, закрывая тяжелые створки ворот и закладывая засов.
Потом в задумчивости он медленно направился к калитке в стене плодового сада. Я, полагая, что уже не нужна ему, повернулась, чтобы вернуться в дом, но тут он окликнул меня: «Джейн!», открыл калитку и остановился в ожидании.
– Пойдите подышите немножко душистым воздухом, – сказал он. – Этот дом просто тюрьма, вы не замечали?
– На мой взгляд, он больше похож на дворец, сэр.
– Ваш взор затуманивает радужность неопытности, – ответил он. – Вы видите дом сквозь волшебные очки и не замечаете, что позолота – всего лишь болотная тина, а шелковые занавесы сотканы пауками, что мрамор – всего лишь скверный кирпич, а полированное дерево – не более чем нетесаные доски и растрескавшаяся кора. Зато здесь, – он обвел рукой зеленый приют, в который мы вошли, – все подлинное, чудесное и чистое.
Он пошел по дорожке, обсаженной лавровыми кустами, где с одной стороны колыхались ветви яблонь, груш и вишневых деревьев, с другой – тянулся цветник: привычные гвоздики, душистый горошек, первоцветы, анютины глазки соседствовали там с шиповником, жимолостью и различными душистыми травами. Они были полны всей той прелести, какую только могли придать им апрельские ливни, перемежавшиеся солнечной погодой, а теперь – еще и это чудесное весеннее утро, когда солнце показалось на востоке среди розовеющих облачков и его лучи озарили окропленные росой цветущие деревья и вьющиеся под ними дорожки.
– Джейн, можно подарить вам цветок?
Он отломил ветку розового куста с полураспустившимся бутоном, пока единственным.
– Благодарю вас, сэр.
– Вам нравится этот солнечный восход, Джейн? Это небо с легкими пушистыми облачками, которые исчезнут, когда прохлада утра сменится жарой, этот душистый, полный покоя воздух?
– Да. И очень.
– Вы провели необычную ночь.
– Да, сэр.
– И вы так бледны! Вы боялись, когда я оставил вас наедине с Мейсоном?
– Боялась, что кто-то выйдет из соседней комнаты.
– Но ведь я запер дверь, и ключ лежал у меня в кармане. Плохим был бы я пастухом, если бы оставил овечку – мою любимицу – рядом с волчьим логовом без всякой защиты. Вам ничего не угрожало.
– Грейс Пул будет жить здесь по-прежнему, сэр?
– О да! Но не тревожьтесь из-за нее, выкиньте ее из головы.
– Но мне кажется, ваша жизнь будет в опасности, пока она остается здесь.
– Не бойтесь, я сумею о себе позаботиться.
– Опасность, которую вы предотвратили вчера, теперь исчезла?
– Пока Мейсон не покинет Англию, поручиться за это я не могу. Жить для меня, Джейн, значит стоять в кратере вулкана на застывшей корке лавы, которая может в любую секунду растрескаться и брызнуть огнем.
– Но мистер Мейсон производит впечатление человека очень уступчивого, а ваше влияние на него, сэр, видимо, очень велико. Он никогда сознательно не поступит наперекор вам, не причинит вам вреда по своей воле.
– Разумеется, нет! Мейсон никогда не бросит мне вызова, не захочет навлечь на меня беду, однако непреднамеренно он одним неосторожным словом может мгновенно лишить меня если не жизни, то счастья.