— Сейчас нашей мамочке поможем выйти, выходи, любимая, — приговаривал он.
Нищенка подъехала поближе и вдруг бросилась к Танюше.
— Ой, вот так встреча! — радостно воскликнула нищенка. — Вы меня не узнаете?
— Простите, нет, — недоуменно пробормотала Танюша.
— Я же дочка Зинаиды Прокофьевны из последнего парадного. Валя меня зовут. Помните? Мы с вами знакомы, просто очень давно не виделись.
Нищенка играла так вдохновенно, что Станиславский, на задумываясь, бы сказал: «Верю».
— Может быть. Извините, не узнала вас, — пожала плечами Танюша.
— Я замуж вышла и переехала к мужу, — тараторя, сообщала подробности своей жизни нищенка. — А потом родила, так совсем изменилась. Приехала, а меня в родной Озёрке совсем забыли. Какие девочки у вас красивые, посмотри, Дениска, какие девочки красивые. Мы с ними гулять будем, да? А у вас раньше вроде никого не было. Тоже уезжали?
— Да, дети были… у бабушки в селе, — нашелся Михаил. — А сейчас мы их забрали. Ваш Дениска тоже симпатичный.
Михаил повернулся к Кате и Лёле:
— Девочки, забирайте свои вещи, ничего не забывайте. Извините, девчонки устали. Целый день на воздухе.
— Ничего, я понимаю, — кивнула нищенка с видом заботливой мамаши. — Я так рада, что у Дениски будет компания на площадке. А то детей в этом дворе почти нет. Все бабушки-пенсионерки только и знают, что ругаться: туда не пойди, там коляску не ставь. А теперь у нас детский коллектив будет.
— Еще раз извините, Валя, но детей пора кормить, нам надо идти. Надеюсь, что еще не раз увидимся, — сказал Михаил.
— Мы с Дениской будем очень рады, — нищенка повернулась к Лёле. — Как тебя зовут, девочка?
— Меня Лёля, а мою сестричку — Катюша, — бойко ответила та. — А можно дать вашему мальчику конфету?
— Спасибо, зайка. Он еще не ест конфет. Ему нельзя, он еще маленький. Ну, не буду вам мешать. До встречи на площадке, — попрощалась с Коркиными нищенка.
Дождавшись, когда Коркины войдут в дом, нищенка вытащила телефон и набрала номер.
— Я узнала, их зовут Катя и Лёля, — сказала она в трубку.
В клинике Борюсика было пусто. Борюсик и Марина напряженно ждали хотя бы одну пациентку.
— Ну, где же наши пациентки? — с грустью спросил Борюсик.
— Я вчера всех обзвонила, — доложила Марина. — Бережная сказала, что придет. Я ее записала.
— Я видел запись. Уже два часа прошло. Я думаю, ее можно не ждать.
Он вздохнул.
— Значит, тоже испугалась… Борис Михайлович, этих женщин можно понять, такие слухи испугают кого угодно. Они же не знают, что вы не виноваты. А происшедшее видели все.
Марине было очень жаль своего шефа. Но помочь она ему ничем не могла. Разве что идеями.
— Я понимаю всех. Но кто поймет меня? Врач без практики, как безногая балерина, — нонсенс.
— Может, попросить Ольгу Алексеевну, ну, с телевидения, чтобы она как-то объявила о вашей невиновности? — предложила Марина.
— Во-первых, это только усилит подозрения, у нас рекламе никто не верит, а во-вторых, мы не знаем, как на ней самой эта ситуация отразилась. Мы вот с вами тут о себе, да о себе. А скольких людей я подвел под монастырь, страшно подумать.
Борюсика потому и любили женщины, что чувствовали его искреннюю заботу и участие. Не думать о тех, кто с ним рядом, этот доктор просто не мог. Репутация, создававшаяся годами, рухнула в один момент.
Неожиданно открылась дверь и зашла Ольга Алексеевна. Борюсик удивленно-обрадованно воскликнул:
— Ольга Алексеевна, я не верю своим глазам, вы ли это, голубушка?
— Я. Вот, решила наведаться, узнать, как ваши дела? — сказала она.
— А мы только что вас вспоминали, — вставила Марина. Ольга Алексеевна улыбнулась:
— Видимо, я почувствовала.
— Ольга Алексеевна, милая, расскажите же нам, как ваши дела, — потребовал Борюсик. — Меня только что отпустили, я ничего не знаю…
— Ой, Борис Михайлович, дела, можно сказать, неважные, чтобы не сказать — плохие. Помните, как мы мечтали делать собственные программы, развивать канал в современном русле… мечты-мечты…
Ольге Алексеевне нечем было его порадовать.
— Да, прекрасные были у вас идеи, но… похоже, мы с вами — друзья по несчастью…
