Выбрать главу

Проведя двенадцать лет в серале своего господина Мехмеда, Елена, конечно, мало смыслила в том, что происходит в большом мире за пределами дворца, но зато научилась неплохо разбираться в людях. Она решила, что вынужденное ожидание купца Мендереса ей на руку. По крайней мере, до тех пор пока она не разберётся в намерениях венецианца и, если они плохие, не придумает, что ей делать дальше. Она ждала удобного момента, чтобы начать с венецианцем решительный разговор. Всё же, по привычке султанской невольницы, привыкшей повиноваться и не задавать вопросов, она всё время оттягивала его, надеясь, что венецианец сам придёт объясниться. Между тем обстановка становилась все напряжённей. По тем коротким репликам, которые она слышала от венецианца и его людей в последнее время, по его взглядам было очевидно, что не только она, но и он понимает всю лживость их взаимоотношений. Разговор был неминуем.

Когда венецианец вошёл к ним в комнату, Хафиза, служанка, низко поклонилась, намереваясь поспешно уйти, но мужчина властным жестом приказал ей остаться. Невольница ещё раз склонила голову и скрылась за занавеской.

Венецианец тяжело сел на стул и уставился в пол. Елена заговорила первой.

— Когда появится Мендерес, мы сразу отправимся в монастырь?

— Да, — сказал венецианец.

— Зачем?

Венецианец промолчал.

— Признайтесь, — вдруг сказала она. — Доктор Еросолино не имеет к моему бегству из Стамбула никакого отношения!

Венецианец поднял голову. Посмотрел на неё открыто и прямо.

— Не имеет, — признался он и усмехнулся.

— Тогда... тогда... Зачем вы это сделали? Чего вы от нас хотите, от меня и моего сына? Зачем мы вам?

Венецианец продолжал смотреть на неё мрачным и открытым взглядом, в котором читалось сожаление. Он заговорил не сразу.

— Осман... ваш сын. Он третий сын Мехмеда, султана османского, не так ли?

— Да. — Елена вздрогнула.

— Кто его братья? Кто впереди, я хочу сказать?

— Старший сын — Селим. Ему сейчас должно быть девятнадцать лет. Затем — Мустафа, он на год-два старше Ильи.

— То есть Мустафе сейчас должно быть лет тринадцать или четырнадцать, — задумчиво проговорил венецианец.

— Что вы задумали? Говорите! — спросила она и затаила дыхание.

Взгляд, который поднял на Елену венецианец, её испугал. Он буквально впился в неё своими маленькими глазками. В его взгляде не было дружелюбия. Он ухмыльнулся невесело и недобро.

— Задумали мы вот что, — медленно и спокойно сказал он. — Если султан Мехмед умрёт, а также если умрут два его старших сына, кто тогда становится наследником престола и получает его? Твой сын... — он замолчал и изучающе поглядел на женщину.

— Нет, нет! Это невозможно, — проговорила Елена скороговоркой, отмахиваясь руками, словно отбрасывая от себя саму мысль и смертельно побледнев. — Нет, нет. Во-первых, Мехмед, мой господин, ещё молод и жить будет долго. Во-вторых, Селим, наследник престола, крепкий и здоровый юноша, и ему быть султаном... В-третьих... — женщина замолчала, её губы затряслись. — Илья никогда не вернётся в Стамбул! Я не хочу об этом даже говорить!

Она отвернулась, так как на глазах её выступили слёзы.

— О чём? — казалось, венецианец не понимал.

Она молчала.

— О чём говорить, госпожа? — в голосе венецианца послышались издевательские нотки. — О том, что ожидает всех младших сыновей султана? Вам не следует этого бояться! Нисколько. Это уже позади. Вы спасли своего сына и себя. Дева Мария покровительствует вам. Турки далеко от вас, и вам нечего опасаться!

— Тогда к чему вы заводите этот разговор?

— Я всё же думаю, если Мехмед, а вместе с ним сыновья его Селим и Мустафа умрут, тогда султаном по праву станет...

— Их четвёртый брат Ахмет! — отрезала Елена.

— А ваш сын? — венецианец настаивал.

— Для них для всех Илья умер. Для Стамбула, Мехмеда, для сераля и всех улемов и визирей. Ильи для них нет.

Венецианец задумчиво разглядывал носки своих башмаков.

— Вы рассуждаете, как испуганная мать, и не больше, — заметил он с горечью.

— А к чему мне рассуждать иначе? Я поступила уже так, как поступила. Илья — это теперь маленький христианский мальчик. Я его мать. Он больше не сын султана.

Венецианец покачал головой:

— Он всё равно, хотите вы этого или нет, остаётся сыном султана, и вряд ли сам когда-нибудь забудет это. Он уже давно не маленький и много раз спрашивал себя, почему его увезли из дворца, и где его мать, и где его отец. Не так ли? Вы, конечно, какое-то время сможете пугать его сказками, что вы с ним бежали от неминуемой якобы гибели. О том, что вы его спасли и что его хотели убить. Бросьте, он никогда не забудет своего отца, и он будет терпеть эту сказку, пока не станет понимать правду. И тогда ваши ответы вызовут в нём гнев.